– Джон! – завопила вдруг роженица.
Рука врача вытерла пот с ее лица.
– Все хорошо, Кейт. Все в порядке. Скоро все закончится.
– Скоро все закончится… Скоро все закончится… – срывались с губ несчастной стоны.
Ребенок Джона! Глаза привлекательной формы и красивый рот… Все случилось как будто бы вчера. Впервые она увидела его сидящим в гостиной пансиона Джексонов. Двух горничных послали по делам в город, и ей пришлось сервировать чай. Маленькие пирожные и фарфоровые чашечки… Что-то екнуло в ее сердце, когда их глаза встретились. Кейт захотелось сбежать из комнаты в прохладу холла. Через три дня он передал ей записку, предлагая встретиться…
О безумное наслаждение! Экстаз полноты любви! Даже когда она отдалась ему, возникшее чувство меркло перед осознанием того, что ее возжелал он, джентльмен, объездивший полмира и много повидавший. Только дважды он взял ее, только дважды, и оба раза в течение одного месяца во время редких свободных часов, положенных ей. Они поехали в Лейнсби, и Джон по дороге говорил, что никогда прежде не встречал такой красивой девушки, что он будет вечно ее любить и что она навсегда…
– Доктор! Доктор!
– Все будет хорошо, – заверил врач роженицу, выходя из спальни.
– Миссис Ханниген! – закричал он испуганной, закутанной в шаль хозяйке, которая стояла внизу ведущих наверх ступенек. – Приведите сюда миссис Кларк! Немедленно!
– Я здесь, доктор! – крикнул голос. – Не могу подняться по лестнице.
Миссис Кларк оттолкнула Сару Ханниген в сторону и встала, глядя на Родни своими наглыми глазками.
– Я упала с лестницы и повредила колено. Очень болит. Я не уверена, что смогу доковылять к себе домой по снегу. Такие сугробы намело, просто жуть.
– Миссис Кларк! Мне нужна ваша помощь. Если надо, я понесу вас наверх на руках.
– Господи! – воскликнула акушерка. – Я не смогу. Посмотрите вот на это!
Врач склонился над ее коленом, и она проворно подняла подол юбки. Колено оказалось заблаговременно обнажено. Видно, миссис Кларк заранее подготовилась к осмотру.
Родни бегло оглядел ушиб. Чертова баба! Он мог бы поклясться, что эта толстуха специально все подстроила.
Подумав секунду, он сказал:
– Медсестра Шелл! Она придет. Как можно…
– Бесполезно. Она сейчас в Джероу, вызвана к больному. Я видела ее пару часов назад, – с видимым триумфом в голосе заявила миссис Кларк. – Сегодня ночью вы все равно не сможете никого найти. Доктор Келли в таких случаях…
– Замолчи, женщина!
Бородка врача нервно дернулась. Глаза засветились неприязнью.
Боже всемогущий! Если бы она только могла убить его здесь и сейчас! Разговаривать с ней таким тоном, да еще называть «женщиной»! Ее уважают за опыт и знания во всем районе Пятнадцати улиц, где в закопченных домах живут эти никчемные людишки. Даже из Шилдса и Джероу звали ее принимать роды. Доктор Келли иногда говаривал, что она знает ничуть не меньше его самого, дипломированного врача. А этот молокосос в большом новом автомобиле, одетый с иголочки… Он даже разговаривает, словно иностранец. И этот сопляк приказывает ей молчать! Даже Тим Ханниген, который мог своими кулаками и отборным сквернословием кого угодно довести до трепета на всех пятнадцати улицах, никогда не говорил с ней в таком тоне, никогда не приказывал ей, Дорри Кларк, замолчать. Кровь в венах кипела. Миссис Кларк подняла чулок и завязала подвязку. Опустив подол юбки, она плотнее укуталась в свое пальто и заковыляла к ведущей на кухню двери. Перед тем как войти в нее, акушерка оглянулась:
– Вы, возможно, и доктор, но… отнюдь не джентльмен. Можете меня отстранить, лишить куска хлеба, но, клянусь, я не буду работать с вами даже тогда, когда мне будет грозить работный дом. Я не простая женщина. Попомните мое слово: долго вы так не протянете.
Когда Дорри Кларк распахнула ведущую на двор дверь, вихрь снега ворвался в кухню.
– Держите ногу повыше несколько дней, – крикнул Родни ей вслед.
– Иди к черту! – был ответ.
По лицу Тима Ханнигена скользнула тень изумления. Во время их ссоры он сидел неподвижно перед камином в кресле с высокой деревянной спинкой. В очаге ярко горел угольный шлам. В печной трубе весело свистел ветер. Тяга – лучше не бывает.
Сара Ханниген замерла у стола без скатерти, стоящего посреди кухни. Она не сводила усталых глаз с врача, нервно хватаясь руками попеременно то за плетеную корзину, то за свою шаль. Когда дверь захлопнулась за спиной Дорри Кларк, Родни Принс подумал с минутку, а затем быстро написал что-то на листе, вырванном им из записной книжки.
– Я пошлю за доктором Дэвидсоном, миссис Ханниген, – дописывая, сообщил он. – Пусть ваш муж доставит записку по этому адресу как можно быстрее.
– Я отнесу записку, – затаив дыхание, произнесла Сара.
– Нет. Вам надо кое-что купить и натопить в доме. Пусть пойдет ваш муж.
Миссис Ханниген беспомощно переводила свой взгляд с затылка головы Тима на бородатое лицо малознакомого врача и обратно. Он не знал… Он был словно из другого мира. Подаренный ей соверен доказывал это с полной очевидностью. Если доктор и впредь продолжит швырять деньги направо и налево, то в покое его не оставят. Как он разговаривал с Дорри Кларк! А теперь вот посылает Тима, словно мальчика на побегушках. Пресвятая Богородица!
– Лучше я пойду, доктор…
– Нет. Мистер Ханниген! – обратился врач к неподвижно застывшей голове хозяина дома. – Будьте столь любезны отнести эту записку доктору Дэвидсону. Вашей дочери очень плохо.
Голова Тима Ханнигена повернулась. Его блеклые глаза под лохматыми бровями ничего не выражали. Зрачки медленно сфокусировались на черном клинышке бороды Родни. На лице мелькнула тень насмешки.
– Пошла она к черту! – медленно выговаривая слова, произнес Тим.
Верхняя губа была чуть поджата. Бросив многозначительный взгляд на жену, отец Кейт снова уставился на горящий в камине огонь.
– Вы отдаете себе отчет в том, что ваша дочь может умереть?
Голова Тима Ханнигена дернулась. Казалось, он беззвучно смеется.
– Доктор! Умоляю… Давайте я отнесу записку. Пожалуйста! Я быстро сбегаю…
Выдернув сложенный листок из пальцев врача, миссис Ханниген без дальнейших пререканий выскочила из дома через задний ход. Послышался стук захлопывающейся двери. Родни Принс стоял, уставившись на затылок Тима Ханнигена. Такого всплеска злобы он, казалось, никогда прежде не испытывал за всю свою жизнь. Эти люди… Кто они такие? Звери? Ужасная толстая акушерка, от которой воняет джином, бессердечный хозяин дома, столь жестокий, что воображение врача отказывалось поверить в возможность подобного. Следовало хорошенько врезать по этому рту, сведенному в зверином оскале, так чтобы эти змеиные глаза закрылись… Но к чему такие крайности? Ему сегодня понадобится много сил. Врач повернулся и зашагал вверх по ступенькам лестницы, придерживаясь рукой за стену. Как говорит Фрэнк, не стоит метать бисер перед свиньями. Что бы он ни делал, эти люди все равно не смогут выбраться из болота, в котором прозябают, так как девяносто процентов из них не многим лучше животных… Не то чтобы Родни Принс особо ценил мнение брата, но принятое им решение разочаровало всех членов семьи, а также Стеллу, которая, как оказалось, терпеть не может это ужасное место. И ради чего? Родни трудно было вразумительно излагать не до конца ясные чувства, побудившие его кардинально изменить свою жизнь. По крайней мере, он не смог переубедить никого из своих родных. Если бы Родни Принс все не бросил, то сейчас у него была бы лондонская практика и доходное место в одной из лучших больниц. В эту минуту он преспокойнейшим образом ехал бы ужинать к себе домой, в Рукхерст.
Каким же прекраснодушным дураком он был! «Нельзя притворяться, что тобой движет идея или симпатия к этим отвратительным людям». Отец назвал его упрямцем. Вердикт матери звучал: «Извращенная форма снобизма». Фрэнк, презрительно улыбаясь, сказал, что он просто пресытился и желает пощекотать себе нервы. Только дед ничего не сказал. Он молча слушал доводы внука, не выражая при этом ни одобрения, ни осуждения. Только во взгляде старика Родни прочел… зависть. Или это ему только почудилось?