Сейдик отступил и приглашающе повел рукой:
– Извините, что заставил вас ждать. Прошу, проходите.
У Самии не было другого выбора. Она проскользнула мимо него в кабинет и устремилась к стулу, но не села. Ее сердце бешено билось. Султан закрыл дверь, не отрывая взгляда от будущей жены. От него веяло соблазнительным мужским запахом, и даже комната, казалось, излучала силу и энергию. Самии стало душно. Губы Сейдика тронула соблазнительная улыбка, и лицо смягчилось.
– Ты собиралась уйти из-за того, что я сказал?
Самия залилась краской.
– Нет… Конечно нет. Извините… Я просто…
«Лгунья», – мысленно обругала она себя.
От звука ее тихого, хриплого голоса, совсем не подходящего серой мышке, по телу султана побежали мурашки. Он сжалился и поднял руку, останавливая поток нелепых оправданий.
«Такая же, как и на фотографиях», – решил Сейдик, оглядев гостью с ног до головы. Было сложно оценить ее фигуру, скрытую мешковатым костюмом. И все же… Интуиция подсказывала Сейдику, что не стоит делать поспешных выводов. Он спрятал руки в карманы.
Самия чувствовала, как горят ее щеки. Ей очень хотелось отвернуться, но она упорно продолжала смотреть султану в глаза. А он просто молча изучал ее. Наверное, лицо стало уже пунцовым, но принцесса не позволила себе поникнуть и решительно вскинула подбородок.
Султан наконец нарушил тишину:
– Мы же уже встречались.
Именно этого больше всего и боялась Самия.
– Я точно видел тебя где-то, но никак не мог вспомнить где. И тут меня осенило… – как ни в чем не бывало продолжал Сейдик.
Сердце принцессы замерло. Самия мысленно взмолилась, чтобы султан не вспомнил именно тот позорный момент.
– Ты что-то не поделила со столиком на одной из моих вечеринок, – произнес он.
Ну вот – он все помнил! Самия вздохнула и протянула руку: его длинные пальцы сжали ее маленькую ладошку. Прикосновение было сильным, теплым и пугающим. Самия еле сдержалась, чтобы не вырвать руку, как будто он обжег ее.
– Да, боюсь, это была я, неуклюжий подросток, – признала она, чуть не задыхаясь от тревоги.
– Я и не подозревал, что у тебя тоже голубые глаза, – задумчиво сказал он, не отпуская ее руку. – Раньше ты носила очки?
– Год назад мне сделали операцию на глаза.
– Такой цвет, наверное, достался тебе от матери-англичанки? – Голос Сейдика был так же прекрасен, как и он сам.
– Моя мама была наполовину англичанкой, наполовину арабкой. Она умерла во время родов. Меня вырастила мачеха, – объяснила Самия, собравшись с мыслями.
Султан наконец отпустил ее руку:
– Она умерла пять лет назад?
Самия кивнула, нащупав позади себя спинку стула, отчаянно вцепилась в нее и посмотрела вниз, словно боялась, что он мог заметить горечь, появлявшуюся в глазах каждый раз при упоминании мачехи. Эта женщина была деспотична и жестока, потому что прекрасно понимала: она никогда не сможет занять место матери Самии, возлюбленной жены эмира.
Самия вновь посмотрела на султана и вздрогнула. Он выглядел слишком хорошо. Рядом с ним она чувствовала себя серой и скучной. С чего ему вообще взбрело в голову сделать ее своей женой?
Султан указал на стул, в который она вцепилась, как в спасительную соломинку:
– Пожалуйста, садись. Желаешь чего-нибудь? Чай или кофе?
Она подавила в себе внезапное желание попросить что-нибудь покрепче, например виски.
– Кофе, пожалуйста.
Через несколько мгновений в кабинет влетела секретарша с подносом.
Сейдик сделал вид, что не заметил, как тряслись руки принцессы, когда она наливала молоко в кофе. Она была ходячей катастрофой с пунцовым лицом, но при этом в ее взгляде читался вызов. Любопытная смесь. Он уже привык к дерзкой самоуверенности женщин, с которыми обычно встречался.
Руки Самии продолжали дрожать, и Сейдик чувствовал жалость к бедняжке, которая чудесным образом умудрилась удержать фарфоровую чашку и не разлить кофе. Она избегала встречаться с ним взглядом, а он не стеснялся рассматривать ее. Самия оказалась не такой уж скучной и некрасивой – это стало приятной неожиданностью. Кожа ее была бледной – еще одно напоминание об английской крови. В светлых волосах, заплетенных во французскую косу, играли розоватые блики заходящего солнца; лицо идеальной формы обрамляли выбившиеся из прически пряди. Она выглядела как восемнадцатилетняя девочка, хотя ей было уже двадцать пять.