Потерпев поражение, Джорджина покачала головой и вернулась на кухню в убеждении, что только авторитет Лиана может произвести впечатление на пожилую женщину.
Расстроенная, она вышла в сад и, не замечая ничего вокруг, пошла по узкой, заросшей травой дорожке. Она была поглощена мыслями о том, как избежать публичного оглашения помолвки, и не заметила начала подъема. По тропинке стало трудно идти из-за попадавшихся на пути валунов и кусков гранита. Где-то внизу билось о скалы море, со звуком, угрожающим миру полным разрушением, но в тщетных усилиях с возбужденным шорохом гальки отступало, чтобы снова собрать силы.
Сильный порыв ветра, словно хлыстом, ударил ее как раз в тот момент, когда тропинка резко оборвалась, оставив ее одиноко стоящей на узком скалистом, выходящим в серые вздымающиеся воды Атлантики, мысу. У нее перехватило дыхание, когда, нагнувшись, она прямо под собой увидела парящих в вольном полете чаек. Внизу была маленькая песчаная бухта — ласковый живой островок земли среди разбитых морем суровых скал, — и на этом фоне вечного покоя силуэт человека, чьи ловкие гибкие движения неизъяснимым образом волновали и завораживали, притягивая взгляд. Джорджина опустилась на колени, чтобы порывистый ветер не сбил ее с ног, и осторожно наклонилась вперед, пытаясь получше разглядеть одинокую фигуру, смельчака, который начал подниматься по скале. Она с восторженным изумлением наблюдала, как осторожно и уверенно мужчина пролагал себе путь по отвесной стене; восхищаясь видимой легкостью, с которой он преодолевал препятствия, она подумала, что опасность здесь подстерегала каждого, но только не крылатых обитателей, которым горные вершины и небо — родная стихия, а полет — образ жизни.
Человек почти достиг вершины, и только тогда Джорджина узнала в нем Лиана. У нее замерло сердце, когда она поняла, что он здесь плавал: загорелое лицо в морских брызгах, вокруг шеи мокрое полотенце. Она крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от внезапно представившейся картины, как он рассекает волны враждебного океана, который грозит поглотить его, увлечь на глубину и потом выбросить побитое бездыханное тело на чуждый берег.
Услышав шорох, она открыла глаза и увидела, что Лиан легко подтянулся и присел рядом с ней. На его губах мелькнула улыбка, когда он увидел ее широко распахнутые испуганные глаза, и, пытаясь найти сигареты в карманах черных брюк, он пошутил:
— Какую еще катастрофу обещают мне ваши дымчатые глаза, мисс Руни? Неужели пришли сообщить, что дом мой сгорел дотла? Или всего-навсего боитесь, что я забыл свое обещание доставить вас домой и пришли напомнить мне об этом?
Джорджина словно онемела. Со вчерашнего вечера это их первая встреча наедине, и у нее, казалось, было достаточно времени, чтобы успокоиться после перенесенного потрясения. Она закусила губу, подавляя желание взять с него слово никогда больше так не рисковать и не доверяться жадным волнам, и заставила себя ответить на его вопрос, чего он нарочито спокойно ждал, рассматривая ее из-под полуприкрытых век и пуская в тишине кольца дыма.
— Я… не знала, что ты здесь. Я задумалась и случайно вышла на тропу, которая и привела меня незаметно сюда, наверх.
Минуту он молчал, пристально всматриваясь в ее лицо.
— Так глубоко задумалась? — поинтересовался он. — И о чем же?
Ее охватил гнев. Он обязан знать, что ее беспокоит, в конце концов, и его самого должно беспокоить то же!
— Хочу напомнить, что праздник, устраиваемый твоими фермерами сегодня вечером, будет нашей официальной помолвкой; необходимо что-то предпринять, чтобы отменить ее!
— Зачем? — он откинулся назад и прикрыл глаза от внезапно выглянувшего из-за облаков солнца. Она не могла разглядеть его лица, но сладким вкрадчивым голосом он напоминал ей кота, играющего со своей жертвой. По ее телу пробежала дрожь. Со свойственной ему кошачьей грацией он легко вскочил на ноги, поднял ее с колен и сказал, повернув лицом к себе:
— Разве может тебя беспокоить то, что случится после твоего отъезда, когда ты будешь уже за сотни миль отсюда?
Прикосновение его рук пробудило в ней дремавшее болезненное чувство, которое она попыталась подавить в себе, с тех пор как он неожиданно оттолкнул ее. Она отстранилась. Солнце снова спряталось за облака, оставив на его лице тень и наполнив холодом атмосферу. Он отступил назад, еще больше увеличив расстояние между ними.
Поспешно, чтобы он не успел насмешкой прервать ее, она призналась:
— Мы оба вели себя глупо, по-детски, и я устала от этих игр. Мне бы не хотелось видеть тебя в унизительном положении, но если о помолвке объявить после отъезда предполагаемой невесты, то ты в этом положении непременно окажешься. Если хочешь, — она сделала паузу, — я останусь здесь еще на день, пока не будет доигран весь этот спектакль. Сообщить о разрыве ты сможешь в удобное для тебя время.
Положив руки в карманы, он отвернулся лицом к морю.
— Это очень великодушно с твоей стороны, — его голос звучал холодно и глухо, как волны, бьющие внизу о берег. — Я был бы неблагодарным, если бы отказался. Спасибо, Джина.
Ее сердце взлетело, как птица, при ласковом звуке своего имени, но тут же опустилось тяжелым камнем, когда здравый смысл напомнил, что это всего лишь формальное выражение благодарности.
— Пора возвращаться домой, — обеспокоенно напомнила она, видя, как он глубоко погружен в созерцание горизонта. — Кейта ждет нас к завтраку.
И Дейдра, добавила она про себя, — готовая продолжить свой труд по приручению дикой птицы с того места, на котором остановилась вчера вечером.
Но, похоже, он не торопился уходить. Он шагнул к ней и тихо сказал:
— Иди сюда и посмотри на океан.
Она невольно повиновалась мягкому приказу, встала рядом с ним и посмотрела на бесконечную морскую ширь, которая как бы разделяла земли его страны и ее страны.
Низким бархатным голосом он начал рассказ:
— Недалеко от этого места есть гавань Трейли, откуда в шестнадцатом веке во времена гонений на католиков часто отплывал в Америку корабль «Дженни Джонстон» с ирландскими семьями на борту, покидавшими родину в поисках лучшей жизни и судьбы. Мы связаны кровными узами: мой народ — это твой народ. Как дикую птицу влечет к родному гнезду, которое она никогда не видела, так потомки тех ранних эмигрантов инстинктивно возвращаются к гнезду, некогда покинутому их родителями. Разве ты не чувствуешь эту влекущую силу? Меня тянет сюда, где бы я ни находился. Я бывал в экзотических странах и встречал многих прекрасных женщин, но мое сердце откликается только при виде родного берега и… только на одну женщину.
Так он мог думать только о Дейдре! Джорджина попыталась развеять магию завораживающих слов и резко отвернулась, но его рука задержала ее. Его глаза сверкали, молчаливо вопрошая. Похоже, он ждал ответа, ободряющей улыбки, может быть, хотя бы застенчивого взгляда, но она была занята только одним: не выдать, как ранили ее его слова.
Он убрал свою руку, опалив кожу в том месте, где прикоснулся; теплота в его голосе сменилась холодной сухостью, когда он наконец согласился:
— Ты права, не стоит заставлять ждать Кенту. Я пойду вперед, а ты держись рядом, тропа может быть опасной.
Слезы застилали ей глаза, пока она, спотыкаясь, шла за одетым в черное человеком, который быстрым уверенным шагом выдавал свое нетерпение побыстрее от нее избавиться.
После завтрака Лиан по настоянию Дейдры пошел в конюшню седлать двух лошадей. Он вежливо спросил Джорджину, не хочет ли она присоединиться, но она отказалась, сославшись на то, что никогда в жизни не ездила верхом; но как это ни было больно, главная причина заключалась в том, что она не собиралась мешать планам Дейдры и становиться третьим лишним. Лиан не настаивал, но по сжатым губам она поняла, что он недоволен.