Александр Пересвет. Несущий свет.
Саша пытался после пути вернуться в Лавру, принять обет и жить спокойно среди леса, ручьев и снегов в глуши. Но среди клятвы была одна о постоянстве места, и Саша обнаружил, что еще не может жить тихо, Бог звал его на дела. Или это был огонь в его крови. Мир был большим, полным бед, и юный великий князь хотел совета родственника. Так что Саша покинул монастырь с мечом и на коне и присоединился к советам, ездил по Руси, исцелял, советовал и молился.
Но он всегда вспоминал о Лавре. О доме. Ярком летом, голубом и тенистом зимой и полном тишины.
В этот раз, когда брат Александр миновал деревянные врата, он столкнулся со стеной шума. Люди и собаки, курицы и дети толпились на снегу между зданиями, всюду был гул, были костры, на которых готовили. Саша запнулся и потрясенно посмотрел на Сергея.
Старый монах лишь пожал плечами. Саша заметил круги под его глазами, и как трудно ему было идти Сергей не мешкал, когда Саша протянул ему руку.
Дмитрий произнес то, о чем думал брат Александр.
— Так много, — сказал он.
— Они постучали в наши врата восемь дней назад, — сказал Сергей. Он свободной рукой благословлял людей слева и справа, некоторые подбегали и целовали край его одеяния. Он улыбался им, но глаза были уставшими. — Бандиты, как сказали люди, но не похожие на них. Они забрали немного напитков, мало вещей, но яростно сожгли деревни. Они смотрели на лица девочек, забирали тех, кого хотели. Выжившие пришли сюда, даже те, чьи деревни еще не сожгли, моля об убежище. Я не мог их прогнать.
— Я отправлю зерно из Москвы, — сказал Дмитрий. — Я пришлю охотников, ведь их нужно кормить. И мы убьем этих бандитов, — бандиты могли быть чудищами из легенды, судя по тому, что происходило, но князь не сказал об этом.
— Нужно поухаживать за лошадьми, — сказал практичный Саша и посмотрел на Тумана, утомленно застывшего на снегу, — и посовещаться.
Столовая была низкой и тусклой, как все здания в этой замерзшей земле, но в отличие от многих зданий здесь была печь и хороший огонь. Саша вздохнул, когда жар коснулся его уставших конечностей.
Дмитрий тоже вздохнул, но недовольно, когда увидел еду. Он хотел бы жирное мясо, медленно прожаренное в горячей печи. Но Сергей строго соблюдал пост.
— Лучше укрепить стены, — сказал Саша, отодвигая вторую миску щей, — пока мы не отправились на поиски.
Дмитрий ел хлеб и сушеные вишни, доев недовольно суп. Он фыркнул:
— Тут не нападут. Монастыри священны.
— Возможно, — сказал Саша, но еще помнил поездку в Сарай. — Но татары молятся другому богу. А это, думаю, безбожные люди.
Дмитрий проглотил и сухо ответил:
— И? У монастыря хорошие стены. Бандиты воруют, что хотят, а не устраивают осады, — но он ощущал сомнения. Дмитрий любил Лавру, и его храброе сердце не забыло запах сгоревших деревень. — Скоро стемнеет, — сказал великий князь. — Посмотрим стену сейчас.
Стены Лавры строились медленно, они были усилены дубом. Только осадные орудия могли пробить их. Но врата можно было укрепить. Дмитрий отдал приказы об этом, его люди сели греться, копали землю, чтобы заняться и не мерзнуть. Земля могла пригодиться, чтобы тушить огонь.
— Сделаем то, что сможем, — сказал великий князь ночью. — Завтра отправим отряды на поиски.
Но на поиски никто не пошел. Всю ночь шел снег, и на следующей день рассвет был серым и опасным. С первым светом жеребец с большим всадником странной формы вылетел из леса.
— Монастырь! Врата! Впустите! Они идут! — кричал всадник. Плащ упал, и силуэт без формы стал не одним всадником, а четырьмя — три девочки и парень чуть старше.
Брат Родион снова был на страже, смотрел с вершины стены.
— Кто вы? — крикнул он юноше.
— Не важно! — крикнул юноша. — Я забрал их из лагеря, — он указал на девочек. — Теперь бандиты преследуют меня в ярости. Если не впустите меня, заберите хоть девочек. Или вы не люди Бога?
Дмитрий услышал разговор. Он тут же взобрался по лестнице и посмотрел со стены. Всадник был юным, большеглазым, без бороды. Не воин. Он говорил грубо, как деревенский. Девочки жались к нему, замерзшие и оцепеневшие от страха.
— Впустите их, — сказал князь.
Конь остановился, миновав ворота, и монахи закрыли их со стоном петель. Всадник спустил девочек и соскользнул с коня сам.