Не глядя на Морозко, она спросила:
— Ты поедешь со мной хоть немного? — ее вопрос вылетел в спешке, и она пожалела, что озвучила его.
— Ехать рядом с тобой, нянчить тебя и отгонять снег? — развеселился он. — Нет. Даже если бы у меня не было дел, я бы этого не сделал. Иди в мир, путница. Познай долгие ночи и тяжелые дни, испытай хотя бы неделю.
— Может, мне понравится, — возразила пылко Вася.
— Надеюсь, нет.
Она не ответила на это. Вася добавила себе каши, отдала миску Соловью.
— Так ты раскормишь его, как племенную лошадь, — отметил Морозко.
Соловей прижал уши, но не отказался от каши.
— Ему нужно наесться, — возразила Вася. — И он все отработает в пути.
Морозко сказал:
— Раз ты не передумала, у меня для тебя есть подарок.
Она проследила за его взглядом. На полу у стола лежали две пухлые седельные сумки. Она не коснулась их.
— Зачем? Мое приданое лежит в том углу, и остальное можно купить за золото.
— Ты можешь использовать то золото, — холодно ответил Морозко. — И тогда ты приедешь в неизвестный город, купишь там товары, что никогда не видела, будешь ехать по городу на боевом коне, одетая, как русская принцесса. Тогда можно нарядиться в белые меха с алым плащом, чтобы все воры на Руси разбогатели.
Вася вскинула голову.
— Зеленый лучше алого, — холодно сказала она. — Но, может, ты прав, — она коснулась сумок и замерла. — Ты спас мне жизнь в лесу, — сказала она. — Предложил мне приданое, пришел, когда я попросила тебя избавить нас от священника. Теперь это. Что ты хочешь взамен, Морозко?
Он замешкался на миг.
— Думай обо мне порой, — ответил он. — Когда расцветут подснежники и растает снег.
— И все? — спросила она и добавила с честностью. — Как я могу забыть?
— Это проще, чем ты думаешь. И… — он склонился.
Вася застыла в испуге, хотя предательская кровь прилила к коже, когда он задел ладонью ее ключицы. На ее шее висел сапфир, обрамленный серебром. Морозко подцепил цепочку пальцем и потянул к себе. Кулон подарил ей отец, няня передала его перед смертью. Сапфир был самым важным из вещей для Васи.
Морозко держал камень между ними. Он отбрасывал ледяной свет на его пальцы.
— Пообещай, — сказал он, — все время носить это, в любых обстоятельствах, — он отпустил цепочку.
Прикосновение его ладони еще ощущалось на ее коже. Вася яростно игнорировала это. Он был не настоящим. Он был один, почти забытый, существо черного леса и бледного неба. Что он сказал?
— Почему? — сказала она. — Его дала мне няня. Это подарок отца.
— Это талисман, — сказал Морозко. Казалось, он подбирает слова. — Он может защитить.
— От чего? — спросила она. — Какое тебе дело?
— Как бы ты ни думала, я не хочу прийти за твоим мертвым телом в лесу, — холодно сказал он. Ледяной ветерок пробрался в комнату. — Будешь перечить?
— Нет, — сказала Вася. — Я и без того собиралась носить камень, — она прикусила губу и слишком быстро повернулась, чтобы развязать первую сумку.
Там были вещи: плащ из шкуры волка, кожаный капюшон, накидка с мехом зайца, сапоги с мехом, плотные штаны. В другой сумке была еда: сушеная рыба, твердый хлеб, фляга медовухи, нож и котелок для воды. Все, что потребуется для тяжелого пути по холодной стране. Вася смотрела на вещи с радостью, какой не ощущала при виде золота или камней приданого. Эти вещи были свободой. Их никогда не было у Василисы Петровны, дочери Петра. Они принадлежали кому — то другому, кому — то сильнее, кому — то незнакомому. Она посмотрела на Морозко, сияя. Может, он понял ее лучше, чем она думала.
— Спасибо, — сказала Вася. — Я… спасибо.
Он склонил голову, но промолчал.
Ей было все равно. С сумками было и седло, но она еще такого не видела. Оно напоминало утепленную ткань. Вася оживленно вскочила на ноги, позвала Соловья с седлом в руке.
Но седлать коня было непросто. Соловей еще не носил седло, хоть это и было необычным, и он не был этому рад.
— Тебе оно требуется! — возмутилась Вася после тщетных попыток в еловой роще.
«Вот тебе и смелая и самодостаточная путница», — подумала она. Соловей все так же сопротивлялся седлу. Морозко смотрел с порога. Его веселый взгляд сверлил ее спину. — Что будет, если мы будем в пути неделями? — спросила Вася у Соловья. — Мы ослабеем, да и как мы повесим сумки? Там, кстати, и твое зерно. Хочешь жить на хвое?