Они были осторожны, но всадники не видели ни зверей, ни бандитов, но на седьмой день они наткнулись на сожженную деревню.
Туман первым ощутил дым и фыркнул. Саша погладил лошадь уверенной рукой и повернулся к ветру.
— Дым.
Дмитрий остановил коня.
— Я чувствую.
— Там, — Касьян был рядом с ними и указал рукой в варежке.
Дмитрий отдал приказы, и мужчины собрались ближе. Их было слишком много, чтобы подобраться тихо. Сухой снег скрипел под копытами лошадей.
Деревня стала пеплом, словно ее раздавила большая огненная рука. Сначала она казалась мертвой, пустой и холодной, но посередине стояла церковь, которую почти не тронул огонь, и немного дыма поднималось из дыры в крыше.
Мужчины приближались, вытащив мечи, готовясь к стрелам. Туман тревожно поглядывал на всадника. Деревня была когда — то с частоколом, но он сгорел.
Дмитрий отдал больше приказов, некоторые встали на страже, другие искали выживших в лесу вокруг. Только он, Саша и Касьян перепрыгнули остатки частокола с несколькими людьми за их спинами.
Тела лежали, почерневшие, в сожженных домах, они молили руками, их черепа улыбались. Хотя Дмитрий Иванович не отличался воображением, он побелел. Но его голос был решительным, когда он сказал Саше:
— Постучи в дверь церкви, — они слышали звуки внутри.
Саша спрыгнул в снег, постучал в дверь рукоятью меча и позвал:
— Господь с тобой.
Ответа не было.
— Я брат Александр, — сказал Саша. — Я не бандит и не татарин. Я помогу, если смогу.
Тишина за дверью, потом гул разговора. Дверь распахнулась. Внутри была женщина с топором и синяком на лице. Рядом с ней стоял священник в крови и саже. Они увидели Сашу, признали монаха, и их оружие чуть опустилось.
— Господь с вами, — сказал Саша, хотя слова застревали в горле. — Можете рассказать, что тут произошло?
— Зачем? — сказал священник, издав едкий смешок. — Вы опоздали.
Женщина рассказала им, хоть и не много. Бандиты пришли на рассвете, снег летел из — под копыт их конец. Их было не меньше сотни, как казалось. Они были всюду. Почти все мужчины и женщины умерли от их мечей. А потом они взялись за детей.
— Они забрали девочек, — сказала женщина. — Не всех, но многих. Один смотрел на лица наших девочек, выбирал тех, что ему нравились, — в руке женщины был яркий платочек, что точно принадлежал ребенку. Она подняла голову и посмотрела в глаза Саши. — Я прошу, помолитесь за них.
— Я это сделаю, — сказал Саша. — Мы найдем бандитов, если сможем.
Всадники поделились едой, помогли сжечь тела. Саша обработал ожоги выживших жиром и тканью, хотя были и те, кто забрал бы себе все уцелевшее.
На рассвете они уехали.
Великий князь недовольно посмотрел на сгоревшую деревню, пропадающую в лесу.
— Мы будем месяцами в пути, брат, если ты будешь благословлять каждый труп и корить каждый встреченный рот. Мы потеряли день. Никто из тех людей не переживет зиму, ведь их зерно сгорело, и лошади у них жить не станут.
Кожа вокруг губ Дмитрия была белой.
Саша не ответил.
Через три дня после первой сгоревшей деревни они нашли еще две. В первой жители смогли убить лошадь бандита, но враги нанесли большой урон и подожгли церковь. Их иконостас был разбит, облетал пеплом, выжившие смотрели на это, столпившись.
— Бог бросил нас, — сказали они Саше. — Они забрали девочек. Мы ждем решения.
Саша благословил жителей, они пусто посмотрели, и он покинул их.
След был очень холодным. Может, следа и не было.
Третья деревня была пустой. Все погибли: мужчины и женщины, дети и бабушки, скот и птицы, и это приглушил свежий снег.
— Татары! — плюнул Дмитрий в этой деревне, пахло скотом и дымом. — Точно они. Хочешь сказать, Саша, что я не буду воевать, и мне нужно ждать, когда им отомстит Бог?
— Мы ищем бандитов, — возразил Саша, отламывая сосульки с челюсти Тумана. — Нельзя мстить всему народу из — за нескольких злых людей.
Касьян молчал. На следующий день он сообщил, что он и его люди покинут их.
Дмитрий холодно ответил:
— Боитесь, Касьян Лютович?
Другой вспылил бы, Касьян был задумчив. Все были бледными, румянец был лишь на носах и щеках. Разница между владыками, монахом и стражей пропала. Они все напоминали медведей, жались под слоями шкур. Касьян был исключением: собранный и бледный, он был все еще быстрым и бодрым, как в начале.
— Я не боюсь, — холодно сказал Касьян. Рыжеволосый боярин говорил мало, но много слушал, и его уверенная рука на луке и копье заслужила уважение Дмитрия. — Хотя эти бандиты похожи на демонов, а не на людей. Но я нужен дома. Я слишком долго был не там, — пауза. Касьян добавил. — Я вернусь с новыми охотниками. Я прошу пару дней, Дмитрий Иванович.
Дмитрий задумался, рассеянно убирая иней с бороды.
— Мы недалеко от Лавры, — сказал он. — Моим людям хорошо бы поспать в стенах. Встретимся там. Даю вам неделю.
— Хорошо, — согласился Касьян. — Я вернусь по реке. Я спрошу в городах, ведь эти призраки должны есть как другие люди. А потом соберу сильных людей. Встретимся в монастыре.
Дмитрий кивнул. Он почти не выдавал усталость, но даже его утомили дым и неуверенность, долгий мороз.
— Хорошо, — сказал князь. — Но не забудьте свое слово.
Касьян и его люди ушли холодным рассветом, пока лучи солнца озаряли их лагерь алым, золотым и серым. Саша и Дмитрий, как и остальные, молчали, ощущали себя забытыми, когда их товарищи уехали.
— Идем, — великий князь собрался. — Мы успеем. Лавра близко.
Они отправились, нервы были на пределе. Хотя они убирали снег с мест ночлега, жгли костры, ночи были долгими, а день — полным резкого ветра и снега. Долгий путь в плохую погоду сделал коней худыми. Их не преследовали, но, казалось, что за ними следили.
Но на рассвете после двух недель пути они услышали колокол.
Утро наступало медленно глубокой зимой, и солнце пряталось за густой белой дымкой, так что были лишь оттенки голубого и серого. И когда на востоке показались краски, среди деревьев зазвучал колокол.
Многие просияли. Все перекрестились.
— Это Лавра, — говорили они друг другу. — Там святой Сергей, там нет бандитов или демонов.
Лошади с опущенными головами вышли из леса, всадники были насторожены сильнее обычного. Было ощущение — невысказанное, но общее — что сегодня, так близко к укрытию, когда лошади спотыкались от усталости, призраки могли напасть.
Но ничего не пошевелилось в лесу, они вскоре вышли из — за деревьев на поляну, где был окруженный стенами монастырь.
Их стало видно, и со стены крикнул монах, что следил оттуда. В ответ Саша снял капюшон.
— Брат Родион! — завопил он.
Монах улыбнулся.
— Брат Александр! — крикнул он и повернулся, чтобы отдать приказы. Во дворе раздался шум, ворота заскрипели и открылись.
Старик с ясными глазами и снежной бородок стоял и ждал их в бреши, опираясь на трость. Несмотря на усталость, Саша тут же соскочил с лошади, а за ним и Дмитрий. Снег заскрипел под их сапогами, они склонились и поцеловали руки старика.
— Батюшка, — сказал Саша Сергею Радонежскому, святому Руси. — Рад встрече.
— Сыновья мои, — Сергей поднял руку в благословении. — Вам рады здесь. Вы пришли вовремя, зло разгулялось.
Саша Петрович, ставший монахом Александром Пересветом, пришел в Лавру мальчиком пятнадцати лет, гордый своим решением, умеющий обращаться с мечом и лошадьми. Он ничего не боялся, мало что уважал, но жизнь в монастыре изменила его. Братья Лавры строили избы своими руками, обжигали кирпичи в печах, устраивали сады, пекли хлеб в глуши.
Годы обучения Саши пролетели быстро и медленно, как было всегда в мирное время. Дмитрий Иванович вырос среди братьев, гордый и беспокойный, хорошо обученный и красивый.