Прежде чем я успею спросить, какая разница, она поясняет:
– Обычный покупатель выйдет из магазина намного раньше, чем человек, который должен сначала закончить смену. Надеюсь. Мне нужно по крайней мере два часа, прежде чем он сообщит об угоне.
Я чувствую, как леденеют руки.
– Я не… – Зубы начинают стучать. Включив печку, мама направляет поток теплого воздуха на меня.
– Кэйтелин, прости меня, – она делает глубокий вдох. – Я даже не знаю, с чего начать.
Я слушаю ее, а картины произошедшего тем временем проносятся в моей голове: кто-то вломился в наш дом. Мы угнали машину.
– Но я позабочусь о твоей безопасности.
Кто-то попытался вытолкнуть нас с дороги. Мы угнали еще одну машину.
– Мне нужно, чтобы ты в точности делала, что я скажу, и я обещаю, что все будет хорошо.
– Мама, кто были эти люди, и почему они… – От воспоминания о том, как в нас врезалась другая машина, меня пробирает дрожь, словно мне за шиворот вылили холодную воду. – …Погнались за нами?
От разговора гудит голова, но я знаю, что, если я не задам эти вопросы, будет еще хуже.
Я вижу, как каждое мое слово заставляет ее морщиться.
– Я объясню все, что смогу, но я не могу объяснять и вести машину одновременно. Прямо сейчас мне нужно доставить нас в безопасное место, а потом все обдумать.
Она смотрит на меня.
– Пожалуйста, Кэйтелин.
Я хотела бы позволить ей это, но не могу.
– Мне стоит бояться?
Я ожидаю, что она скажет «нет».
– Я не позволю никому тебе навредить.
Она замолкает, и мне кажется, что проходит целая вечность.
– И я люблю тебя сильнее, чем кто-либо.
От головной боли мне трудно ясно мыслить.
– Мы участвуем в какой-то программе защиты свидетелей?
Она знала, что пора уходить. Она умеет угонять машины так, чтобы ее не поймали. Она больше не дрожит.
– Мама? Откуда ты знаешь, как все это делается?
Она отвлекается от контроля за зеркалами, чтобы посмотреть на меня.
– Нет, мы не в программе по защите свидетелей. Я допустила ошибку, когда была младше, и мне пришлось научиться всему этому.
Я допускаю ошибку, повернувшись на сиденье, чтобы посмотреть назад, – и от головной боли мне кажется, будто машина кружится вокруг меня. На целую минуту мне приходится сосредоточиться на дыхании, и только тогда я снова обретаю способность говорить.
– Ошибку? Какую ошибку?
– Ошибку, от которой я больше не могу убегать.
Укрытие
Через несколько часов я уже даже не понимаю, в каком мы штате. Мама сворачивает к придорожному мотелю, за которым простирается березовая роща. Здание выглядит совершенно непримечательно за исключением мигающего неонового указателя с изображением девочки, ныряющей в бассейн. Мотель достаточно удален от любых населенных пунктов, чтобы казаться пугающим даже без учета обстоятельств, которые нас сюда привели. Ближайший признак цивилизации – крошечный торговый центр, мимо которого мы проехали, находится примерно в полутора километрах отсюда – судя по вывескам, там были ломбард, секонд-хенд и заправка, на которой работала только одна колонка. Пригладив волосы, мама смотрится в зеркало заднего вида, проверяя, как выглядит помада, а затем вылезает из машины и велит мне оставаться на месте.
– Твоя рубашка, – говорю я, и она замирает, открыв дверь. Посмотрев вниз, она замечает кровь на плече. Это я запачкала ее, когда мы пересаживались в другую машину у «Walgreens».
Она вытаскивает заколки, удерживавшие ее прическу, и тщательно укладывает на плечо длинные темно-рыжие волосы. Затем уходит, скрывается в помещении администратора и возвращается через несколько минут с ключом от пятого номера.
От потока холодного воздуха из кондиционера у меня снова начинают стучать зубы, и я позволяю маме отвести меня к кровати и усадить на бледно-розовое покрывало. Шторы уже задернуты, но она поправляет их снова, а затем вешает на ручку двери снаружи табличку «Не беспокоить».
Затем она снова уходит, но быстро возвращается с моим рюкзаком, своей спортивной сумкой и пакетами, добытыми во время восьмиминутного визита в аптеку. Доставая различные средства первой помощи, она заговаривает со мной. Промывает порезы на моих руках, а затем переходит к голове. Теплые пальцы осторожно касаются источника боли у моего виска.
– Я не могу отвезти тебя в больницу. Мы сделаем все, что можно сделать своими силами. Порез неглубокий, но я не смогу его зашить, так что, скорее всего, останется шрам.
Ее пальцы придвигаются чуть ближе к линии волос.
– Голова кружится?
– Не так сильно, как раньше.
– Хорошо.
Еще через пять минут она снова присаживается рядом со мной и подносит руку ко рту, кусая ноготь большого пальца – такой знакомый жест в такой немыслимой ситуации, что я чувствую комок в горле.