Теперь пас разделяет злой мир, он против нас.
Сегодняшний день должен был принести счастье. Я знала, что мне будет непросто. Уговорить отца и Таро было очень сложно, как и бабушку, но я думала, я надеялась... Как же я была неправа.
Я прячу лицо в ладонях.
— Мне очень жаль, — я изо всех сил стараюсь сдержать эмоции, но мне никак не справиться со стыдом.
— Наоко, — в том, как он произносит мое имя, слышится мольба. Он с трудом отнимает мои пальцы от лица, затем убирает пряди, прилипшие к мокрым от слез щекам.
— Нет, это мне очень жаль. Не так я хотел, чтобы все это сложилось для тебя. И для нас. Даже для них. Я...
Тук, тук, тук!
Мы отскакиваем друг от друга так далеко, словно нас разделяют океаны. Это бабушка постучала в оконное стекло. Теперь она прогоняет его злыми, резкими взмахами рук. Хаджиме кланяется, пятится, но останавливается в самом углу сада, где она не может его видеть. Он кладет руки в карманы.
Я тону в океанах его голубых глаз. В том разочаровании, которое плещется в них. Он хотел лишь только быть принятым моей семьей. Я же хочу быть принятой только им. У меня дрожат губы.
— Ты передумал?
Воздух замирает. Замолкают птицы. Кажется, что все живое задержало дыхание в ожидании его ответа. Он качает головой.
— Нет, нет, но тебе придется заставить их передумать.
— Как? Они не станут меня слушать.
— Ты очень умна, Сверчок, используй это, — он подходит чуть ближе. — Заставь их тебя послушать.
Бабушка снова стучит в окно с грозными криками, требуя, чтобы я вернулась в дом.
Мы смотрим друг на друга, ведя молчаливый разговор, полный невысказанных желаний.
Хаджиме снова пятится, произнеся одними губами: «Я тебя люблю».
«И я тебя люблю», — так же беззвучно отвечаю я.
Он улыбается, кивает. Затем поворачивается, чтобы уйти.
— Хаджиме! — не выдерживаю я.
Бабушка стучит изо всех сил, но я делаю шаг к нему.
— Я найду способ их убедить.
— Если кому-то это и удастся, то только тебе, — отвечает он и снова разворачивается.
Со вздохом я смотрю на него, пока он не исчезает за углом. Как призрак. Потом просто тень, которая вытягивается и исчезает из виду. Совсем.
Бабушка права.
Я глупая, неразумная девчонка.
Но я еще и та самая девчонка, которую Хаджиме считает очень умной. И я собираюсь использовать это свое качество в полной мере.
Потому что я влюблена.
ГЛАВА 5
Америка, настоящее время
Когда мы с отцом впервые прибыли в госпиталь, мы потерялись. Это было не трудно, учитывая колоссальный размер этого медицинского учреждения. Оно являло собой пугающий лабиринт из высоких стеклянных зданий, стоявших друг за другом, а послеполуденное солнце, отражаясь в фасадах, превращало их в искаженные зеркала.
Разобравшись, какой именно вход нам нужен, мы рука об руку направились к дверям, сопровождаемые своими собственными скачущими отражениями. Сначала отражения были длинными, а их движения почти плавными, но постепенно они укорачивались, а их движения замедлялись, пока, подойдя вплотную, мы не встретились с ними лицом к лицу: уже со своими точными копиями.
Больной старик и его встревоженная дочь. Вот что мы увидели. Вот кем мы были. Персонажами аттракциона.
— «Тоссиг», — папа остановился и прочитал название госпиталя на табличке над дверями. Его отражение изобразило удивление. — Так называлось мое судно, эскадренный миноносец тина «Аллен М. Самнер». Ты это знала?
Он снял кепку и пригладил волосы, которые закурчавились от жара и пота, который теперь каплями выступал на его лбу.
— Да, мне тогда было семнадцать лет от роду, и именно там началась моя жизнь. Кто бы мог подумать, что под этим именем она и закончится?
Закончится? Я покосилась на него, открывая дверь. Потом тоже задумалась о странном совпадении названий.
Как репортер, занимающийся журналистскими расследованиями, я не верила ни в приметы, ни в судьбу. Мне были ближе логика и здравый смысл, их четкие, не признающие полутонов понятия и временами неудобная правда. Но чтобы госпиталь и первый корабль отца носили одно и то же имя? Может быть, вселенная действительно пыталась мне что-то сказать. И возможно, в том, что касалось отца, правда говорила не абсолютами, а тенями, оттенками и тихими отзвуками. Мне только надо было к ним прислушаться.
— Это было в 1955-м... В том году, когда я поступил во флот.
Пока мы шли по фойе, папа отправился в путешествие по коридорам памяти.