Сон пропал. Усталость прошла. Но я затихаю, я смиряю себя, чтобы услышать, как он шевелится, как он будет дышать. Смиряю и не могу смирить. Что-то во мне рвется наружу, не дает сидеть, не дает лежать спокойно.
— Сисо, — тихо говорит моя жена, нет, не только жена, а уже мать — носительница жизни. — Сисо, ты не волнуйся и спи. Завтра нас ждет работа.
Ночь тянется. Завтра нас ждет работа. Теона дышит спокойно и глубоко. Я слышу это дыхание. Я вижу, как вздымается и опускается ее грудь, мне кажется, я слышу дыхание двух людей. Рядом со мной спит новая женщина, незнакомая мне Теона-мать. Незнакомая и в то же время знакомая, близкая, родная.
Что же это такое?!
Я не могу спать. Я осторожно встаю, на цыпочках подхожу к окну, открываю его.
На небе много звезд. Я хочу сосчитать их. Которая наша? Которая из них его? Может, вон та, что мерцает на краю небосклона, а может, вот эта, которая сияет над нашей крышей так, что на нее больно смотреть. Ну, конечно же, эта! Она — самая яркая. А я до сих пор ее не видел!
Кошка, услышав мои шаги, скребется в дверь.
— Брысь! — сержусь я. — Брысь, негодная! Ты спугнешь их сон!
Я выхожу на балкон. Веет прохладой. Хорошо бы пройти по росистой траве. Но мне нельзя уходить из дому! Нельзя!
Кошка путается в ногах. Я беру ее на руки, глажу и говорю:
— Писо, ты умная кошка. И ты не скребись, пожалуйста, в дверь. Можешь ты одну ночь поспать где-нибудь в амбаре? Тебе холодно? Тогда забейся в копну сена. Только тихо, Писо, пожалуйста, тихо. Скоро он будет с тобой играть. Я привяжу за веревочку бумажку, и он будет с тобой играть. Но веди себя хорошо.
Соседская собака услышала мой голос, метнулась к забору, залаяла.
— Мура, ты с ума сошла! Что ты делаешь? Там, в комнате, отдыхает человек, два человека, а ты... Нет, ты ничего не понимаешь. Тихо, говорю! Убирайся в тот конец двора и лай там сколько угодно, хоть всю ночь, а здесь не смей. Здесь растет новая жизнь. Она не любит лая. Жизнь любит спокойствие. Уходи!..
Неслышно, на цыпочках, над миром, над селом, над нашим домом проходит ночь.
Игра
У бабушки было трое сыновей. Но сколько я ее помню, она постоянно жаловалась на одиночество.
— Богом покинута я, — сокрушалась она и как умела объясняла причину: — Лишил бог разума — дала детям книгу в руки.
Однако это не мешало ей при каждом наезде в город привозить сыновьям полные хурджины, корзины, котомки. И упреки...
На следующий день, собираясь домой, она суетилась, увязывая пустые корзины и котомки, потом брала меня за руку:
— Хоть ты присмотри за одинокой бабушкой.
Отец виновато улыбался, а мама, нахмурив брови, бормотала, одевая меня:
— Какое время ехать в деревню? Гланды надо вырезать. Вчера ночью вспотел, разметался так, что чуть не упал с кровати... Ты чему радуешься, а?
Да. Я радовался.
Я любил деревню, просторный двор, зеленые улочки, изгороди из гранатовых кустов, широкую поляну и громадное грушевое дерево, на нем босоногих пастушат — мальчиков и девочек.
И Жужу...
У Жужу черные блестящие глаза, смуглое личико и иссиня-черные волосы, но ее зовут Жужуной, аведьЖужуна — это голубой цветок.
Я до сих пор представляю, что все Жужуны черны от солнца и глаза у них, как жаркие угольки. Они очень любят ежевику и с кошачьей ловкостью лазают по деревьям, а забывшись, перебирают маленькими пальчиками круглые камешки в кармане и очень внимательно слушают мальчишеские россказни о городе.
В деревне я всегда носил короткие штаны. А Жужу ходила в синем в белый горошек сарафане с большим красным карманом. Ей шили короткие и узкие платья из остатков материи, которой никогда не хватало на рукава и карман.
А карман ей был просто необходим, ведь в нем находилось множество драгоценностей, вроде двух осколков зеркальца, расчески с поломанными зубьями, пяти круглых камешков, а отдельно, в спичечной коробке, хранилось несколько стеклянных бусинок и одна янтарная горошина. Жужу очень нужен, просто необходим карман.
— Жужу!
— Э-эй, Жужуна-а-а!!
Жужу перепрыгивала через изгородь, хватала меня за руку, и мы бежали.
Вначале мне трудно было бегать босиком. Я поднимался на цыпочки, ступал на пятки — кололо. То и дело хотелось остановиться, провести ладошкой по голой подошве... Но не было времени — Жужуна увлекала меня за собой то через двор в поле, то на виноградник, то через улочку к зеленой поляне…
Жужу знала, где росли самые вкусные груши, где больше всего грибов, где самая спелая ежевика; ее не трогали самые злые соседские псы и не бодали остророгие коровы.