Я с трудом сглотнула, набираясь смелости спросить его о чем-нибудь. Несколько фонарей парили прямо над нашими головами, и я посмотрела в ночное небо.
— Уэстон... Ты думаешь, печать неестественная? Что люди навязали это земле, и это приносит только вред Алирии и ее народу?
Через мгновение он ответил:
— Я думаю, что без печати многие все еще говорили бы, что магия вредит им и земле.
Я замерла.
Я никогда не думала, что он так ответит. Я полагала, что он может попытаться навязать мне свои прошлые планы. Даже несмотря на то, что он не показал мне, что все еще интересовался печатью, я все равно ожидала, что в последнюю минуту попытаюсь изменить свое мнение и спасти его рассудок.
Но его честность пробила дыру в моем сердце, боль обожгла мне глаза. Хотя он был прав. Я никогда не думала об этом с такой точки зрения; что в этом мире есть два типа людей, и оба никогда не будут счастливы.
Фонари расплылись, когда слеза скатилась по моей щеке. Тепло и... отчаяние просочились в мою грудь, томные, но тяжелые. Это могла быть игра света, могли быть слезы в моих глазах... Но мир внезапно обрушился на меня, когда одна золотая звезда пронеслась по небу.
Мне было светло. Я искала темноту, переворачиваясь на другой бок, но когда каждый мускул в моем теле закричал, на меня нахлынула ночь. Мои глаза распахнулись как раз в тот момент, когда моя рука потянулась к Уэстону, но коснулась только холодной постели.
Паника поднялась в моей груди, когда мой взгляд метнулся через комнату. Но когда я увидела знакомую кожаную куртку, висящую на стуле у письменного стола, кулак, сжимавший мое сердце, разжался, и я втянула воздух.
Он еще не ушел.
Реакция не должна была быть такой сильной. И я знала, что он должен уйти с минуты на минуту, но я не могла сдержать облегчения оттого, что увидела бы его еще раз.
На другом конце комнаты валялась разбитая ваза, а один из его клинков застрял в стене. Простыни валялись на полу, и я вспомнила, как сбросила их туда, потому что с одной стороны от меня был горячий воздух Симбии, а с другой — тепло тела Уэстона.
Я испытала некоторое облегчение от того, что не чувствовал особой темноты внутри себя, что прошлой ночью мне не казалось, что я боролась с темнотой. Хотя, если честно, я вроде как вертелась с ним в постели. Вероятно, он был доволен этим.
Я подошла к столу, чтобы налить чашку воды, и залпом выпила все, прежде чем налить еще. Мой взгляд метнулся к двери, когда я услышала, как она открылась, и увидела входящую служанку. Ту, с которой я столкнулась на лестнице.
Она отвела взгляд, когда увидела меня.
— О, простите, миледи!
Я подняла свое платье с пола и держала его перед собой.
— Все в порядке, — сказала я ей. — Я могу одеться, если тебе нужно зайти.
— О, нет. У вас посетитель, — сказала она. — Ан... Айседора?
Мое сердце остановилось, прежде чем застучать в предвкушении. Я накинула платье через голову, поправляя его, чтобы не выглядеть только что уложенной в постель. Я огляделась. Щетка? Куда угодно? Тьфу, нет. Она бы все равно знала. Что еще я могла делать так рано во дворце? Интересно, кто вообще сказал ей, что я здесь. Может быть, это была мама; она действительно знала о моих чувствах к принцу Титанов.
Я выскочила за дверь босиком. Легкий намек на настороженность поселился в моей груди, когда я увидела проблеск улыбки служанки, когда проходила мимо нее. Но мысль о том, что моя бабушка наконец-то здесь, пронзила меня, и я, не в силах удержаться, поспешила по коридору в холл.
Что-то замедлило мои шаги. Словно почувствовав дуновение ветерка перед тем, как он переменился, я почувствовала нерешительность, дурное предчувствие, просачивающееся по коридору и коснувшееся моей кожи.
Мое дыхание замедлилось, шаги по ковру стали легкими.
Беспокойство в воздухе становилось сильнее по мере того, как я приближалась к залу, пока мне не осталось сделать всего один шаг, чтобы его можно было увидеть за углом.
Но я этого не сделала.
Потому что я услышала голос своей бабушки. И голос мужчины, с которым я провела ночь.
Ностальгия от того, что я услышала ее голос, облегчение, пробежавшее по моей коже, — все это заставило мое сердце подпрыгнуть, а глаза запылать.
Но меня остановило не это.
— Мы никогда не договаривались, что ты сможешь переспать с ней, как с какой-нибудь обычной шлюхой! — прошипела моя бабушка.
Вот что меня остановило.