Он все еще оставался холостяком.
С каждой наступающей весной Ионас становился поэтичным и ждал для себя чего-то, бог знает чего особенного. В юности он пережил несчастную любовь; любовные истории случались с ним и позже, но всегда в решительный момент он махал рукой, сопровождая это выразительным «нях!», и говорил, что передумал, потому что даже рыба, попадая в сети, начинает шевелить мозгами…
В деревне жили два рыбака, по имени Ионас. И Ионас Тощий вовсе не был очень уж худым, но он был такой породы, что с годами совсем не прибавлял в весе и выглядел как мальчишка. Другой Ионас тоже не отличался толщиной, но два Тощих Ионаса — этого было бы многовато для одной деревни.
Водрузив очки на нос, Ионас Тощий как раз штопал носки, когда к нему прибежали спасаться от дождя.
Танел отряхивался на пороге, как мокрый пес, а Ионас совал упрямую нитку сквозь игольное ушко так старательно, что глаза сошлись на переносице. Перед ним лежала гора носков, ожидающих штопки, и гриб с деревянной шляпкой.
— Гля, приходится заниматься рукоделием, — пожаловался Ионас с презрением.
— Давно пора взять жену, — поддел его Танел.
— Нях! — произнес Ионас озабоченно. — Мне самому такая мысль тоже вроде бы несколько раз в голову приходила. Только ведь это вам не рыбу ловить. В этом деле нужны знания.
— Говорят, что у тебя было полно невест, — подстрекал Танел, надеясь, что Ионас расскажет свои забавные истории. Не ради себя, ради Саале.
— Вишь, нельзя сказать, чтоб уж так много. Но кое-кто… — завелся Ионас. Не ради Танела, ради Саале. — Одна была красивая с виду, только под кудрями ничего, кроме глупости, не найдешь. И надеяться было нечего. Другая, наоборот, строчила слова, как швейная машина. И слушать не успеваешь, и остановить невозможно. И никакого перерыва, чтоб дух перевести… Но, может, ты знаешь какую-нибудь, чтоб годилась?..
Танел смеялся — вечная, знакомая тема, но всякий раз Ионас приводил в пример новых женщин.
У Ионаса было улыбчивое лицо, и рассказывал он забавно. Казалось бы, что его чуждаться, но Саале все-таки не вошла дальше порога. Тогда Ионас повернулся к ней и спросил: умеет ли она заплатки ставить?
— Нет, — сказала Саале.
— Не умеешь? Тогда иди сюда, я тебе покажу, как это делается.
Саале нехотя подошла поближе. Ионас велел ей сесть рядом с собой. Старик вырезал из толстой материи подходящий лоскут и начал подшивать его, как подметку, к рваному носку.
По окошкам струился дождь, и грохот грома перекатывался через дом, но тучи стали прозрачнее.
Толкованию Ионасом супружеской науки не видно было конца, хотя давно уже можно было подытожить его рассуждения одной-единственной фразой: рыба видит приманку, но не замечает удочку.
— Один мой знакомый завел себе жену с очень тонкими манерами, — рассказывал Ионас Саале. — Он безропотно сносил все ее причуды, но когда жена стала подавать суп на стол в тарелках, тут уж терпение у него лопнуло, и он как грохнет кулаком об стол: «Ах так, суп мне порциями будешь выдавать!»
Нос Ионаса смешно скривился на сторону и глаза были полны озорства, но Саале не привыкла слушать шутки.
— Вот и готова заплата! — объявил Ионас.
Рвение к рукоделию у него прошло, и он свернул носки парами.
Дождь тоже прекратился. В комнате стало светло, и на столике заблестела глиняная птичка-свистулька. Заметив взгляд Саале, Ионас протянул птичку девушке.
— Мне? — удивилась Саале, спрятала руки за спину и никак не хотела принять подарок.
«Что мне с ней делать? — думала она. — У меня ведь есть стеклянный шарик».
— Это чудо-птица. Если в нее подуешь, придет тот, кого ты ждешь, — сказал Ионас и вложил птицу в ладонь Саале. — Возьми, я-то уже никого не жду.
Ионас распахнул дверь и изучал небо. От мокрой травы поднимался пар. Сквозь тучи пробивались лучи, словно солнце протянуло к земле множество рук.
Саале и Танел пошли по мокрой траве пастбища обратно к морю. Как и по дороге сюда, они перепрыгивали через каменную ограду. Они не могли и подумать, что Ионас долго смотрел им вслед, стоя в дверях.
— Он большой весельчак, точно артист, — сказал Танел про Ионаса. Танел надеялся услыхать от Саале, что его друг и на нее произвел впечатление.
— Ты видел когда-нибудь артистов? — спросила Саале.
— Конечно. А ты?
— Никогда.
— Правда, никогда-никогда?
Саале покачала головой.
— Пойдем когда-нибудь…
Но Саале яростно затрясла головой. Ее волосы висели мокрыми прядями, одной рукой она держала за руку Танела, в другой у нее была глиняная птица.