— Почему ты не хочешь? — спросил Танел.
Но Саале и теперь молчала.
— Нет, нет, ты скажи: почему? — хотел он знать и приставал к Саале до тех пор, пока она не сказала:
— Это грех.
— Что — грех?
— Смотреть артистов.
— Но книжки ведь ты читаешь!
— Нет.
— Может, ты и радио не слушаешь?
— Нет.
— Это что, тоже грех?
— Да. — Саале сделалась серьезной и даже печальной. — В глазах господа грех даже то, что нам кажется пустяком. И маленький грех может вырасти в большой. Как дерево греха.
— Какое дерево, Саале?
— Греховное дерево, оно такое большое, что достает до неба.
Танел растерялся. Он почти всегда терялся, когда бог Саале вторгался в их разговоры.
Парень сунул руки в карманы штанов и принялся насвистывать. Они брели по пустынному берегу грустно-серого моря, которое, казалось, еще ожидало дождя.
Танел нашел детскую песочную формочку, некоторое время катил ее перед собой носком ботинка, потом присел, наполнил формочку сырым песком и перевернул на гладкую спину валуна.
Саале продолжала идти дальше, не остановившись.
— Саале, я сделал тебе пирожное! — крикнул Танел.
Девушка обернулась и подошла к нему.
— Попробуй, годится?
Саале подняла щепочку и, играя, попробовала пирожное, так, как это делают дети.
— Ты странный парень, Танел, — затем сказала она.
— Какой? — спросил он, не отводя от девушки глаз.
Но Саале не умела объяснить. Танел вытер руки о штаны, и они двинулись дальше вдоль пустынного берега. Расставаться им не хотелось.
— Тебе скучно?
Саале покачала головой.
— А тебе?
— Мне тоже нет, — ответил Танел.
— Я тебе верю.
Сани, которые валялись у них на пути, напоминали скелет какого-то большого зверя. Они показались такими неуместными здесь, на яркой траве, среди одуванчиков.
— Посидим? — предложил Танел.
Но Саале не хотела, и они повернули назад по пройденному пути.
— Знаешь, иногда я хотела бы вдохнуть тебя, — сказала Саале неожиданно.
Парень остановился.
— Каким образом, Саале? — спросил он.
— Это бывает тогда, когда ты приходишь с моря… — Саале подумала мгновение и решила сказать до конца: — И когда ты уходишь, я еще долго ощущаю этот запах, а ночью я вижу этот запах во сне.
— Разве запах можно увидеть?
— Можно, Танел. Я могу.
— А как?
— Этого не объяснишь.
— А как он выглядит?
— Я не знаю.
— И тебе хорошо, когда ты его видишь?
— Да, — призналась Саале. — Да.
Потому что в первое же утро в доме Кади девушку разбудил этот его соленый рыбный запах.
Обрадованный парень нашел подходящий камушек и пустил по волнам «блинчики».
— Знаешь, я тоже тебе что-то скажу, — пообещал Танел, снова идя рядом с девушкой.
— Ну? — ждала Саале и краснела.
Было заметно, что парень подбирает слова.
— Ты рассердишься, если я скажу?
— Не рассержусь, — пообещала Саале.
— В другой раз.
Он так и не сказал.
Саале сначала сняла одну туфлю с ноги и высыпала из нее песок, затем другую.
— А ты хотел, чтобы я ее взяла? — спросила она про глиняную птицу, которую держала в руке.
— Да, хотел, — признался Танел.
— Зачем?
— Чтобы ты посвистела.
— А ты всегда придешь, если я в нее свистну?
— Всегда, Саале, — сказал Танел.
Саале вдруг почувствовала смятение. В этот вечер все между ними было совершенно иначе, чем до сих пор.
7. О том, как консервные банки рассмешили Саале, потому что они так разумно сами двигаются, останавливаются, ждут масла и затем торопятся дальше. И о том, как Танел говорил Саале ужасные вещи
В последние дни Кади просто спала с лица. Она походила на старый деревенский дом, который выказывает опасность завалиться. Но она не давала себе передышки. Сказала, что никогда в жизни не чувствовала неохоты или лени шевелить ногами и что в могиле будет время отдыхать. И, как всегда, у нее было сто тысяч разных дел.
А Саале все так же возилась попусту и не могла уже больше ничем занять утреннюю половину своих дней. Иногда она долгими часами сидела перед домом на берегу, где только чайки кричали над длинноногой девушкой в черных чулках и в черном платье.
Однажды сырым синим вечером Саале следила за маленькой серой ночной бабочкой, которая суетилась вокруг горящей лампы. Было так тихо, что слышался шорох ее крыльев, и вдруг Саале сказала:
— Я тоже пошла бы, но я же ничего не умею…