Чем дальше, тем становилось зеленее. Земля была красива молодняком, возделанными полями, хорошими дорогами и прямо-таки немецкой аккуратностью. В чистую зелень лесов и полей вторгались белые коровники с красными крышами, придорожные магазины, и кафе с огромными окнами — стенами из цельного стекла, и бидоны с молоком, ждущие на перепутьях, пока их заберут на сепаратор. Вся эта картина хорошо упорядоченной жизни была похожа на красочный рекламный плакат. Маленькие городки с вечно перекопанными улицами и томящимися по краске деревянными домиками не могли соперничать с красивой и благоустроенной деревней.
Вблизи города дорога стала более колдобистой, движение более плотным, превратившись в два нескончаемых потока привоза и извоза.
Полдень выдался жаркий, с одиночными ленивыми облаками на небе, и Саале в ее черном платье приходилось тяжело. Пока Танел с бухгалтером занимались делами в учреждениях, Саале ждала на улице у входа.
Под толстым деревом расположилась продавщица рыбы и взвешивала покупательницам свежую салаку. Саале улыбнулась. Теперь она имела прямое отношение к этой рыбе.
Мимо дребезжали трамваи. Временами у витрины магазина задерживалась торопливая прохожая, глядела на сверкающие за стеклом кастрюли и оставляла на размягченном асфальте глубокие следы каблучков.
Последнее ожидание было у Саале на скамье возле памятника. Танел подошел очень бодро, размахивая руками, и Саале поднялась ему навстречу.
— Все дела сделаны, — объявил он и посмотрел на свои часы. — Впереди у нас целая жизнь! Ты хотела купить туфли?
Она кивнула. И они отправились на одну из тех узеньких и милых старинных улочек городского центра, с тесными, как щели, магазинами, в которых при входе и выходе всегда толчея. Причем именно здесь мужчины самым ярким образом проявляли свое равноправие с женщинами. Но сейчас, в дни накануне получки, магазины отдыхали.
Танелу нравилось, что Саале не задерживалась перед витринами. Ведь есть девушки, которые идут по улице зигзагами — от витрины одного магазина до другого. И найдется ли в мире мужчина, который желал бы ходить с женщиной по магазинам? Может быть, и найдется, только это значит, что он влюблен.
А Саале, между прочим, уже начала сомневаться в необходимости покупки туфель. «Пожалуй, — рассуждала она, — можно обойтись еще с помощью какого-нибудь сапожника». Но Танел схватил ее за руку и потащил в магазин.
Саале чувствовала себя беспомощно перед большим выбором, который предлагал стенд. Танел ждал в сторонке, сидя в удобном кресле и ободряюще улыбаясь ей.
Саале решила в пользу крепких черных туфель и бросила на Танела вопросительный взгляд.
Танел скорчил презрительную гримасу.
Прошло некоторое время, прежде чем Саале снова обратилась глазами к Танелу.
Парень пожал плечами. Он не был в восхищении.
Саале разглядывала остроносые, разных фасонов туфли на высоком каблуке — с бантиком, пуговицей и с ремешочками. Да, это были красивые туфли. У всех девушек уже имелись такие. У Паулы, и у Анне, и даже у старой Саары. И Саале посмотрела на Танела: может быть, эти?
Танел кивнул и подмигиванием подал знак покупать.
Стоя перед зеркалом, Саале с изумлением смотрела на свои ноги в новых туфлях — они выглядели незнакомо, эти ноги. Ее ноги относились к другому миру.
Туфли упаковали в коробку.
Перед кассой Саале развязала уголки носового платка и протянула деньги. Танел взял коробку с туфлями, но, когда они вышли на улицу, Саале сказала:
— Дай, я сама.
С широко раскрытыми, изумленными глазами шла она рядом с Танелом, натыкаясь на людей.
Дотронувшись до руки Танела, она сказала, улыбаясь:
— У меня впервые в жизни свои деньги.
Танел обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Я ужасно хочу есть, — сообщил он.
Они вошли в маленькое, узкое, похожее на коридор кафе, уселись за столик у окна, и Танел повесил свой пиджак на колышек вешалки. В эту пору свободных мест было достаточно — горожане уже давно выпили свой утренний кофе, а время обеда еще не наступило. Танел заказал целую гору булочек. Саале смотрела в окно на улицу, где разгружали машину: пачки детских платьев, перевязанные посредине веревкой.
— Что ты меня изучаешь? — спросила Саале.
— Просто так. Разве нельзя?
— Смотришь, какая я?
Танел кивнул.
— Какая?
— Милая.
Саале была удовлетворена. Ее маленькая рука, сжатая в кулак, лежала на столике, в глазах проглядывало напряжение, и временами лицо ее начинало светиться, словно солнышко, нежданно пробившееся сквозь облака. Во всяком случае, глаза Саале говорили больше, чем ее бледные губы, потому что она не была разговорчивой девушкой, порой обходилась лишь «да» и «нет». Но когда начинала говорить, ни одна мысль не оставалась невысказанной или недосказанной.