— Хочешь кофе?
— Да нет.
Но Паула поманила его пальцем подойти поближе.
— Чувствуешь? — спросила она и, принюхиваясь, расширила ноздри. — Это настоящий кофе. В зернах покупала. Я испекла пирог.
— У тебя что — день рождения?
Паула усмехнулась:
— Почему — день рождения?
— А что же?
— Ничего. Просто субботний вечер. Придешь?
Танел покачал головой.
— Мне надо в магазин за хлебом, — сказал он.
— Хельвин мужик глушит водку, а ты на побегушках, — сказала Паула, скривив губы.
Стало быть, она слыхала, о чем они говорили. Но Паула была очень сердечной девушкой — она тут же снова просительно посмотрела Танелу в глаза.
— А потом, когда сходишь за хлебом, придешь?
— Может быть.
— Я тебе что-то покажу, очень интересное, — пообещала Паула, и ее глаза блеснули из-под челки, как небесные звезды.
Прошлой осенью Паула оклеила беленые стены своей комнаты обоями и приобрела новые вещи. Зарплата у нее была маленькая; самое большое, что она могла получить на руки, — рублей семьдесят. Но она как-то ухитрялась из каждой получки покупать то простыню, то полотенце. Пауле очень нравилось, раскрыв шкаф, наслаждаться видом разложенных по полочкам, пахнущих ветром или магазином белых наволочек и обшитых кружевами простынь с вышитыми на них инициалами.
Над ее постелью висел вышитый крестиком ковер — розы на черном фоне и слова: «Любовь усыпает жизненный путь цветами». Сама вышивала. И еще Паула неудержимо любила диванные подушки, круглые, длинные, всех цветов и размеров.
И все время, пока нагруженный хлебом и булками Танел возвращался через деревню на велосипеде, Паула стояла у окна и ждала.
Парень шел по коридору, держа в зубах белый батон. Он отдал Хельви сетку с хлебом и булками и сдачу мелочью. И Хельви похвалила его.
Но тут раскрылась еще одна дверь, и Мамаша-Египет позвала Танела к себе.
— Поди-ка на минутку, — сказала она.
Старушка была очень милым человеком. Она протянула Танелу нитку и иглу и пожаловалась:
— Полчаса уже вожусь!
Танел сунул батон под мышку, послюнявил кончик нитки, поднял на уровень глаз и продел в иголку.
— Танел, придешь ты наконец? — позвала из глубины коридора Паула с нетерпением в голосе.
— Сейчас! — пообещал парень и отхватил зубами еще кусок батона.
Сидя между подушек и подушечек Паулы, Танел всегда чувствовал тесноту и неудобство. Даже сама Паула не решалась облокачиваться на них, опасаясь нарушить красоту их расположения.
На сей раз, стараясь сделать приятное хозяйке комнаты, Танел поднял с половика пару подушек и обмахнул их рукой.
Паула рассмеялась. Очевидно, Танел сделал что-то не так.
— Нет! Они и должны лежать на полу, — сказала девушка.
— Это почему?
— Просто так.
Паула положила на тарелку парню большой кусок пирога, но ему хватило только на один укус.
— Ну и как?
— Очень вкусно, — похвалил Танел с полным ртом.
— У меня теперь новый рецепт.
Подперев щеку рукой, Паула смотрела через стол, как Танел ел.
— Завтра кино, — сказала она.
— Да?
— Ты пойдешь?
— Там видно будет.
— Если хороший фильм, хочешь, я возьму билеты? — предложила Паула.
— Возьми, если хочешь.
Парень проглотил пирог.
— Ешь, ешь, у меня еще есть, — обрадовалась девушка. — К Кади приехала родственница. Говорят, она сектантка.
— Серьезно? — удивился парень.
— Не выносит людей, — кивнула девушка и встала из-за стола. — А теперь я покажу тебе одну особенную вещь, я недавно купила!
И Паула развернула рулон холста. Она держала его перед собой: над верхним краем торчала только ее голова, а из-под нижнего немного виднелись ноги.
Рисунок на холсте изображал нечто вроде котят, сидящих в ла́пте.
— Ну? — спросила Паула взволнованно.
Танел выразил одобрение:
— Кролики что надо.
Паула расхохоталась, как чайка, потом сразу погрустнела и сказала с легким упреком:
— Ой, Танел, но ведь это же щенята!
— Не может быть. Какие-то недоделанные.
Снова Танел явно дал маху и с улыбкой, выражавшей просьбу о прощении, склонил голову.
Паула свернула холст.
— Некоторые копят деньги, некоторые пропивают, некоторые любят одеваться, а я хочу, чтобы дома было уютно. Дом, по-моему, самое главное. Верно?
Паула ожидала от Танела поддержки. Потому что ни один парень не нравился ей больше, чем Танел, даже Мартти, у которого характер был мягкий, как подушка.
Но именно в этот миг в коридоре раздался отчаянный крик Хельви: