Дверь дома распахнулась так, что с косяка слетала подвешенная на удачу подкова. Глухо ударилась о половицы, скатилась в траву. В огород ворвался отец. Штаны он не нашёл. Рубаху натянул на левую сторону. Отец увидел мёртвую девушку в цветах, схватил сына за плечо и ударил кулаком в лицо. Санька взвизгнул и, как щенок, отлетел к бане. Ударился головой, сверху упал оцинкованный тазик.
В огород прибежала мать в старом, заношенном халате. Трясущимися руками никак не могла застегнуть мелкие сиреневые пуговки. Увидев убитую, заголосила, но тут же заткнула себе рот красной морщинистой рукой.
– Сашенька, да как же это? – тихо, боясь быть услышанной соседями, запричитала она. – Мы же в город послали тебя учиться. Последние денежки отдали, бычка закололи, свиней… А ты? Привёз её. Беда-то какая… Что же будет?
– Не убивал я её, мама! – Санька бросился к матери и спрятал лицо в её тёплой груди. – Не убивал!
Санька заплакал, протяжно завыл, понимая, что теперь ему не будет жизни.
– Полицию звать надо, – сказал отец. Сорвал с верёвки полотенце, окунул его в бочку с водой, вытер лицо.
– Они же Сашеньку заберут… – зарыдала мать, крепко прижимая сына.
– Не убивал я, мама! – рыдал Санька.
– Будут они разбираться-то, – вздохнул дед, достал папиросу, закурил.
– Вот что, сын, – сказал отец, выдернул у деда изо рта папиросу, затянулся, пытаясь унять дрожь в руках. – Я тебя сейчас в Горловку увезу, к деду Афоне, скажем – там ты ночевал…
– Сорок лет мужику, а дурак! – рыкнул дед, закурил новую папиросу. – А если кто увидит? И вся улица видела, как он вчерася домой пьяный припёрся. Правду говорить надо.
– Может, найдут убийцу? – в потухших глазах матери затеплилась надежда. – Не заберут Сашеньку.
– Найдут, – отец крепко пожал матери руку. – Саньку же все знают. Он, когда воробья из рогатки подстрели, всю неделю рыдал.
– Головой, а не одним местом, думать надо было, – дед бросил окурок на землю, затоптал его пяткой галоши. – Притащил из города эту сучку…
– Была такая миленькая, светленькая девочка, – всхлипнула мать.
– Миленькая… – передразнил отец, но тут же спрятал от жены глаза, что-то вспомнив. – Штаны мне неси. И пиджак. Пойду к соседям звонить.
– Ты сразу скажи – Сашенька не виноват.
– Да помолчи ты! Я Николаича знаю, он толковый мужик. И Саньку нашего с рождения знает.
Отец бросил окурок в лужу у насоса и пошёл в дом, обернулся:
– Вы тут ничего не трогайте!
Минут через двадцать подъехал полицейский уазик. Резко затормозил у дома Тихониных. Дорожная пыль догнала машину и водитель, чихнув, матюгнулся на раздолбанную тракторами дорогу.
Подождав, когда пыль осядет, из машины вышел молодой лейтенант с изящными усиками, явно начитавшийся Агаты Кристи. Недовольно смахнул пылинки с новенького кителя. Невысокий, полноватый он действительно чем-то походил на знаменитого сыщика Эркюля Пуаро.
Следом за лейтенантом из машины вылез майор с мятым, заспанным лицом. Степан Николаевич давно служил, с рождения жил в посёлке. Хотел на пенсию, но начальство не отпускало. То ли из-за высокого роста, то ли кто-то из ребятишек, прочитавших в школе Михалкова, так впервые сказал, только все жители посёлка называли начальника полиции дядей Стёпой.
– Привет, Сергей, ты звонил! – поздоровался майор с отцом Саньки, но потом грозно сверкнул глазами, негодуя – первое убийство за пять лет. – Где труп?
И это перед тем, как начальство почти согласилось отпустить его на пенсию, и он собирался поехать пожить к дочери в Сочи. Отдохнуть, на море посмотреть. Последний раз видел его, когда на флоте служил. А теперь… Майор поморщился.
– В огороде, – отец Саньки робел перед властью. Сам того не замечая, то расстёгивал, то застёгивал пиджак. Июльское солнце уже пригревало, и спина покрылась потом под шерстяным пиджаком.
Увидев убитую девушку в цветах, молодой лейтенант побледнел, покраснел, усики опали. В глазах майора, много повидавшего за тридцать лет службы, заблестели огни изумления, и сонливость как рукой сняло.
– Во дела, бля! Это же! – майор снял фуражку и вытер пот со лба. – Виталий – обратился он к лейтенанту – вызови экспертов. Чертовщина какая-то! Маньяка нам только не хватало. Убитую знали? Как зовут? Откуда?
– Из города она, – поспешила с ответом мать Саньки, выйдя вперёд, словно закрывая собой сына. – Катя Раскрепова. В гости к нам приехала.
Услышав имя и фамилию убитой, майор пошёл красными пятнами, пот защипал глаза.
– Во, бля, – выдохнул майор, почувствовав, что воздух обжёг лёгкие. – Вчера из края звонили. Сказали – если что… Во бля! Где Подлесный? Я приказал ему глаз с неё не спускать! Даже в уборной сидеть рядом!