– Да они все там такие. Жизнь им красивую подавай, а работать не хотят.
– А ты что на нас быком уставился? – спросила высокая старушка Брагина.
– Что вы тут про мою жену говорили? – Брагин крепко сжал бутылку водки. Пальца побелели. Лицо пошло красными пятнами.
– Иди домой, а то сейчас полицию вызову. Упекут тебя на пятнадцать суток, – не испугавшись свирепого вида Брагина, пригрозила высокая старушка. – Вальке своей грозить будешь. Правильно сделала, что не от тебя родила. Алкоголик, сморчок, тьфу на тебя.
Брагин заматерился, замахал руками, но продавщица крикнула из подсобки грузчика – высокого, крепкого мужика. Тот подхвати Брагина за шкирку и вывел из магазина. Швырнул в траву у забора. Брагин сел, опираясь спиной о забор. Заплакал.
– Варька моя дочь. Моя дочка! – погрозил кулаком. Вытер рукавом рубахи слёзы. Спрятал бутылку водки в карман штанов. С трудом надел соскочившую с ноги калошу, шатаясь, опираясь на руки, поднялся и пошёл вдоль улицы.
Из открытых дверей кафе вкусно пахло пловом, лепёшками. Брагин сел на скамейку. Вспомнил, как в этом кафе играли свадьбу с Валентиной.
– Я любил её, а она вон как? – прошептал слюнявым ртом Брагин.
Подъехал чёрный «Вольво». Из машины вышел Круглов, пикнула сигнализация. Не замечая пьяного Брагина, вошёл в кафе. Брагин сквозь большое французское окно увидел, как рядом с Кругловым запорхала бабочкой девушка-официантка в короткой белой юбочке и белой кофточке.
– Убью, гада! – прорычал Брагин, вытащил из урны рядом со скамейкой осколок стекла от бутылки, но почувствовал, как крепко схватили за руку. Поднял красные глаза. Над ним стоял Ванька-дурачок.
– Пошли, я тебя до дома провожу, – сказал Ваня Меньшов.
– Я убью его! – пытался вырваться Брагин.
– Тебе домой надо, – по-доброму, сочувственно произнёс Меньшов. Ростом, телосложением, он напоминал подростка-восьмиклассника. Но длинные руки – жилистые, с крупными синими венами крепко держали Брагина, как куклу. Старушки, старики, купив машину берёзовых чурок – так дешевле, чем колотые, часто просили Ивана наколоть дров, перетаскать их во двор. Меньшов с охотой соглашался. Жили вдвоем с матерью. Она получает пенсию по инвалидности. Часто болеет. Деньги всегда нужны. А местная детвора, подкараулив Ваньку после работы, вела его в магазин и выпрашивала конфеты, вафли, газировку. Старушки у магазина отгоняли ребятню, но Ванька покупал на всех, каждого угощал. Работал кочегаром в районной котельной. Не хотели брать – дело ответственное, кто знает, что там, у дурочка, на уме. Но мужики напились, чуть не разморозили теплотрассу, батареи. Ваньку взяли и не пожалели. Трудолюбивый, не пьёт. Всё делает, как положено.
– Ты погоди, посади меня вот здесь на скамейку, – попросил Брагин. – Мутит меня что-то. На душе тошно.
– Водку пить не надо. От неё зло, – сказал Меньшов и посадил Брагина на скамейку. – Отец пил. Ехали на машине. Перевернулись. Отец погиб. Мать – калека. Я головой ударился.
– С горя пью. Жена мне изменяет. Этого гада до сих пор любит. Что за любовь у неё такая собачья? Как влюбилась в него в старших классах, так и любит.
– Любовь – не зло, – ответил Меньшов. – Девушки – они чистые, святые. Они для добра рождаются.
– Святые!? – рассмеялся Брагин. – Да, что ты – дурачок, понимаешь?
– Понимаю. К Саше Тихонину девушка приехала. Я шёл по улице. Она стояла в окне. Вокруг неё всё серебрилось. Светлая и чистая!
– Да твою чистую Котов к себе на водопад возил, – рассмеялся Брагин и передразнил: – Чистая, святая!
– Она чистая, – Меньшом сжал губы. На лице выступили скулы. Но голубые глаза сияли прозрачностью, словно видели то, что видеть не всем дано.
– Да пацаны говорили…
– Не говори злое, – прервал Меньшов. – Катю облили грязью. Она очистится. Валю, твою жену, облили грязью. Плохие, грязные люди, всех обливают грязью. Не терпят чистое, светлое.
– Дурак ты, – усмехнулся Брагин. – Потому для тебя вокруг счастье. Нет его! Понял? Нет!
– Есть. Вот ты пьёшь, зла жене, дочери, людям желаешь, потому и не видишь счастья.
– А-а-а! – махнул рукой Брагин, – что с тобой разговаривать. – Вот возьму вилы, поймаю Вальку с Кругловым и будет им счастье!
– Это не ты хочешь. Это зло в тебе говорит. Толкает на злые дела. Но от зла можно очиститься. Чистое сделает чистым.
Меньшов подхватил Брагина и повёл пьяного домой. Уложил спать во времянку на овчинный тулуп, наброшенный на панцирную скрипучую кровать. Из открытого окна тянуло прохладным ветерком. Пахло яблоками. В углу, в паутине, паук обматывал паутиной большую зелёную муху.
Брагин проснулся под вечер. Голова болела. Во рту было сухо, кисло. Язык с трудом ворочался, как наждачная бумага тёр зубы. Сунул руку в карман. Руки задрожали от радости – пальцы нащупали бутылку водки. Сорвал пробку и засунул горлышко в рот. Забулькало. Кадык заходил вверх, вниз, вверх, вниз. Глаза наполнялись туманом.