– Бонжур, Элиан. Я готовлю бланкет[10] к обеду, так что принеси моркови и картошки. Еще нужны листья мяты для отвара господина графа. И ты вроде говорила, можно добавить что-то еще, от чего он быстрее поправится? Я все-таки волнуюсь из-за той язвы у него на ноге.
– Мама говорит, чабрец лучше всего для кровообращения и борьбы с инфекцией. Я принесу побольше. И базилик тоже помогает выздороветь, как и мятный чай. В горшке в углу сада еще растет сколько-то, пожалуй, стоит занести весь внутрь, если хотим сохранить его на зиму.
Мадам Буан кивнула:
– И захвати еще пригоршню листьев шалфея, ладно? Твой шалфейный чай и правда помогает успокоить эти треклятые приливы. Вчера ночью я спала гораздо лучше.
Хотя лето подходило к концу, огород Элиан все еще благоденствовал под защитой садовых стен. Садовник выделил ей несколько неиспользуемых грядок под травы и лекарственные растения. Удобно было (особенно в такое время года) иметь доступ к этим защищенным сухим участкам земли вдобавок к ее более затемненному саду у реки. Так она могла выращивать больше растений в разных условиях. Когда Элиан попросила разрешение использовать лишние грядки, граф был в восторге от того, что Шато поможет Лизетт с растениями, которыми та лечит больных со всей округи.
Каменные стены сада уже впитывали лучи утреннего солнца, когда Элиан вошла в садовые ворота. Первые пчелы были заняты работой, добывая дразняще-сладкий нектар из головок чабреца и розмарина. Сегодня в их движениях была деловитая торопливость, и Элиан поняла, что по смягчившемуся, почти уже осеннему, солнцу они почувствовали, что пора торопиться с запасами корма на зиму. Она больше не будет забирать у них мед, пока они не нанесут новой пыльцы следующей весной, – чтобы им хватило запасов на приближающиеся суровые месяцы.
Она выкопала овощи, улыбаясь зарянке, которая наблюдала за ней с ветки груши и немедленно слетела вниз, порыться в свежевскопанной земле в поисках чего-нибудь вкусненького на завтрак. Достав из кармана передника нож, она срезала травы и убрала все в корзинку. У нее также был список трав, нужных матери, но их она соберет в конце дня, когда солнце прогреет листья и выделятся эфирные масла – важнейшая часть лечебных смесей.
Вернувшись на кухню, она сняла ботинки и поставила их на коврик у двери. Обула ноги в сабо[11], которые носила внутри шато, и принялась за свои повседневные дела.
Аби, 2017
Какое-то мгновение я не могу понять, где нахожусь. Лучи раннего солнца, пробивающиеся через щели в ставнях, отбрасывают косые тени на подушку, а мои ноги, которым должно бы быть тесно в узком спальном мешке, свободно скользят по гладким простыням. И тут я вспоминаю. Значит, Шато Бельвю и его владельцы не были плодом моего воображения, привидившимся мне во время сна – лучшего за последние несколько лет.
Я смотрю на часы. Еще рано. Тома сказал, что отвезет меня в центр йоги после завтрака, ему все равно нужно в ту сторону. Я еще раз с наслаждением потягиваюсь, пользуясь комфортом нормальной кровати, а потом неохотно откидываю одеяло и спускаю ноги на пол. Я понимаю, что эта комната – часть бизнеса Сары и Тома, а я уже создала им лишнюю работу, так что я снимаю постельное белье и прибираюсь в ванной, чтобы комната выглядела так, будто меня в ней и не было.
Пока я собираю в кучу постельное белье, меня внезапно накрывает воспоминание. Это простое повседневное действие вдруг вызывает ассоциации, которые задевают меня за живое, до самой глубины души. Я мысленно вижу себя подростком: вот я снова в той квартире, пытаюсь прибрать мамину кровать. Она, как обычно, весь день пила. Вернувшись с уроков, я уговариваю ее встать с мокрой постели и помогаю забраться в ванну. Потом, оставив ее сидеть в чистой одежде в кресле у газового камина и молясь про себя, чтобы она не подожгла саму себя и квартиру, я заталкиваю простыни в мусорный мешок и плетусь в прачечную за углом. Я оставалась сидеть в теплом, пахнущем порошком помещении, делала домашние задания, пока вокруг меня грохотали и ворочали вещи стиральные машины. Если в тот день у нас было достаточно денег, я бросала в сушилку пятьдесят пенсов и возвращалась домой со стопкой аккуратно сложенного, все еще теплого белья. Но чаще всего, а особенно в конце месяца, мне приходилось забирать все еще мокрые простыни. Когда я дотаскивала тяжелую поклажу до дома, чтобы развесить белье на пластиковой сушилке у камина, у меня болели руки.