Он обошел рыночную площадь, чтоб не попасться на глаза пекарю Хендрику ван Бёйтену. Вчера от Хендрика пришел счет на невероятную сумму: четыреста восемьдесят гульденов. Больше, чем годичная выручка ремесленника. Были и еще долги — бакалейщику, ткачу. А теперь эти изношенные башмаки швырнули его в пучину отчаяния.
Влекомый невидимой нитью, Йоханнес очутился перед домом кузена, с облегчением узнал, что его нет, быстро перешел через торговые ряды и вышел на Папистский угол улицы Ауде-Лангендейк, где жила его знатная теща, Мария Тинс. Он замешкался было у лакированной дубовой двери и тут вспомнил о башмаках Магдалины и взялся за серебряный молоток. Без долгих разговоров, прямо с порога, он спросил, не даст ли теща ему двести гульденов в залог следующей картины.
Она прищурилась, гладя Яну за плечо, как будто что-то позади него — клавесин или трещина в стене — были гораздо интереснее и важнее. Так она заставляла его чувствовать себя попрошайкой, хотя сама была должна ему не меньше, пусть и не деньгами. Не раз он спасал ее безмозглого сына Виллема от тюрьмы за нарушение порядка в общественных местах: стоило Виллему увидеть на рыночной площади Катерину, свою единственную сестру, как он спускал штаны, нагибался и хохотал. А сколько раз ему, Яну, приходилось разнимать драчунов в материнской таверне «Мехелен», когда Виллем обычно оказывался в самой гуще событий. Несмотря на все это, Мария Тинс считала Яна недостойным. Но сейчас он отважно смотрел ей в лицо. Даже дома тяжелые рубиновые серьги оттягивали ей уши.
— Меня наконец-то признали в Делфте, — сказал он.
— Кто? Один пекарь? Один пивовар? Что, кто-то дает заказы? Просят расписать церковь?
— Нет, конечно! Протестантская церковь никогда не наймет обращенного католика.
Она сжала губы и негодующе тряхнула двойным подбородком. Теща потребовала от Яна принять католичество и принести ей подтверждение епископа, прежде чем она отдаст за него Катерину. Ян охотно согласился, невзирая на все предсказуемые последствия для его карьеры.
— Меня избрали старостой гильдии святого Луки, — сказал он.
— Слыхала, слыхала. Мои поздравления. За это хоть что-нибудь платят?
Тонкие косточки ходили ходуном на ее руке, пока она барабанила тяжелыми от драгоценностей пальцами по столу.
— Немного. Хотя, может быть, что-то другое из этого выйдет.
— Может быть, может быть… Все ты за свое. А меж тем Катерина ждет ребенка.
— Да, ждет, несмотря на выходки вашего сына. На той неделе он с палкой гонялся за ней по рыночной площади. Перепугал до полусмерти. Она теперь из дома носу не показывает.
— Мне горько об этом слышать, Ян. Виллем всегда был диким, всегда завистливым.
— Это уже не зависть. Он опасен — пусть не для других, но уж точно для самого себя. И как вы можете его защищать, когда он и на вас нападал?
Она потерла виски, отгоняя воспоминания.
— Что делать? Это он перенял от отца.
— А мне-то что делать?
— Если хочешь, чтобы дома на столе лежали не только сухари, забудь о картинах. Наймись в гончарню расписывать посуду. Уж сейчас-то, с твоим новым положением в гильдии, тебя точно возьмут. Еще не поздно превратить твое умение в деньги. В хлеб, картошку и мясо. В одежду и обувь для детей.
Тарелка за тарелкой, блюдо за блюдом. Он представил посуду, выстроенную перед ним в безжалостную стену, и почувствовал, как слабеют колени. Ян посмотрел по сторонам: он часто находил вдохновение в убранстве комнаты. Вещи способны так умело передавать чувства. Внимание привлек золоченый кувшин на красной скатерти, он стоял словно на алтаре и отражал свет всевозможными оттенками, от алого до золотисто-желтого.
— Какой красивый кувшин. У вас найдется ему замена? Мне нравится, как скатерть отражается в золоте. Может, я взял бы его…
— Бери, бери. И скатерть тоже забирай. — Она махнула рукой на кувшин, однако Ян знал, что теща и на него рукой махнула. — Господи, за что мне такой зять? Что сын, что зять — оба безответственные, оба ненормальные.
— А деньги? — напомнил он.
— Я подумаю. Не обещаю. Виллем разъярится, если решит, что я тебе покровительствую, и опять начнет крушить дом. Он не забыл о прошлом займе. И считает, я принесу вам изрядную сумму на крестины. Только я не смогу. Бейерланды задерживают с выплатой.
— Если бы снять маленькую студию, где меня никто не будет отвлекать, я бы, наверное, писал больше…
— Говорю же тебе, подумаю.