Вторник, 2 октября 2012 года
Утро
Скоро пойдет дождь, я чувствую его приближение. Я замерзла, и стук зубов отдается в голове; пальцы побелели, а кончики даже посинели. Но я не собираюсь уходить в дом. Мне здесь нравится, это как очищение, как ледяная купель. Все равно скоро придет Скотт, затащит в дом и укутает, как ребенка, в одеяла.
Вчера вечером по дороге домой со мной случился приступ паники. Там был мотоциклист, который то и дело газовал, заставляя двигатель отзываться ревом, вдоль тротуара медленно ехала какая-то красная машина, как будто водитель искал проститутку, а дорогу мне перекрывали две женщины с колясками. Я не могла пройти мимо них по тротуару, шагнула на проезжую часть и чудом не угодила под колеса машины, ехавшей в противоположном направлении, которой я даже не видела. Водитель нажал на клаксон и что-то мне крикнул. Я не могла отдышаться, сердце колотилось как бешеное, в животе образовался комок, как бывает после принятия рвотного, когда всплеск адреналина заставляет чувствовать одновременно и боль, и возбуждение, и страх.
Я бросилась к дому, промчалась через него и выскочила к путям, где опустилась на землю и стала ждать поезда, чей грохот заглушит все остальные звуки. Мне хотелось, чтобы появился Скотт и успокоил меня, но его не было дома. Я пыталась перелезть через забор и немного посидеть с другой стороны, где никто не ходит, но порезала руку и была вынуждена вернуться домой. А потом пришел Скотт и спросил, что случилось. Я ответила, что мыла посуду и разбила стакан. Он не поверил и очень расстроился.
Вчера ночью, когда Скотт спал, я потихоньку выскользнула из постели и пробралась на террасу. Я набрала номер и, когда он взял трубку, слушала его голос: он говорил сначала тихо со сна, потом громче, потом с тревогой и раздражением. Я нажала отбой и стала ждать, будет ли он перезванивать. Я не стала блокировать свой номер, так что он наверняка высветился, и мне казалось, что он может перезвонить. Но он не перезвонил, поэтому я позвонила еще раз, а потом еще и еще. Вызов переключился на голосовую почту: своим мягким голосом он деловито обещал перезвонить при первой возможности. Я хотела позвонить ему в офис и перенести свой следующий сеанс, но сообразила, что вряд ли их автоматизированная система работает по ночам, поэтому вернулась в постель. Ночью я не сомкнула глаз.
Утром я смогу поехать в Корли-Вуд и сделать несколько фотографий. Утро будет туманным, темным и с настроением, так что должно получиться хорошо. Я подумала, что, может, стоит сделать маленькие карточки и попробовать продать их в сувенирной лавке на Кингли-роуд. Скотт продолжает говорить, что мне не нужно беспокоиться о работе, что я должна просто отдохнуть. Словно я какой-то инвалид! Если мне что и нужно, так точно не отдых. Мне нужно найти себе какое-то занятие, чтобы заполнить дни. Я знаю, чем все закончится, если этого не произойдет.
Вечер
На сеансе, который состоялся во второй половине дня, доктор Абдик — Камаль, как он позволил мне его называть, — предложил мне попробовать вести дневник. Я чуть было не сказала, что это невозможно, потому что я боюсь, что муж станет его читать. Я не сказала, потому что это было бы очень некрасиво по отношению к Скотту. Но это правда. Я никогда не могла записывать свои чувства, мысли и поступки. Вот один пример почему: когда я вернулась сегодня вечером домой, мой ноутбук был теплый. Он знает, как удалять историю браузера и все такое, умеет отлично скрывать свои следы, но я точно знаю, что выключала компьютер перед уходом. Он снова читал мою электронную почту.
Вообще-то меня это не смущает, поскольку там нет ничего такого. (Спам от компаний, занимающихся трудоустройством, и письмо от Дженни с занятий пилатесом, в котором она предлагает составить ей компанию в кулинарном клубе, члены которого по очереди кормят друг друга ужином по четвергам. Да я скорее умру.) Меня это не смущает, потому что это придает ему уверенности во мне, в том, что у меня нет никаких таких мыслей. И это хорошо для меня — хорошо для нас, — даже если это неправда. И я не могу на него сердиться, потому что основания постоянно быть настороже у него имеются. Я уже давала ему повод ревновать, и, наверное, не в последний раз. Я не образцовая жена. Просто не могу ею быть. Как бы сильно я его ни любила, мне все равно будет его мало.