Сегодня же всё было спокойно. Пассажиры мирно сопели сонными носами, покачиваясь в креслах под Bohemian Rhapsody. Рядом со мной сидела девочка с косичками и сосала карандаш. На коленях у неё лежал портфель, а на портфеле разноцветная тетрадь с вкладышами и торчащими стикерами. Девочка задумчиво глядела в пыльный люк в крыше автобуса и что-то записывала в свою тетрадь. Минуты три я пытался аккуратно подглядеть, что она записывает, но, в конце концов, сдался.
– Скажи, пожалуйста, а что ты такое записываешь?
Девочка, ничуть не удивившись, перевела на меня взгляд и ответила:
– Кристина дала мне задание заполнить анкету. Вот тут, смотрите, дядя Адам, задание сложное: НАПИШЫ ДЛЯ ДУШЫ ДВАДЦАТЬ ТЁПЛЫХ ВЕЩЕЙ.
И протянула мне тетрадь. Я удивлённо посмотрел на девочку.
– Откуда ты меня знаешь?
– Мне папа сказал, как Вас зовут. Он Вам мебель в грузовике привозил, и Вы ему пирог дали. Мы его ели дома. С апельсином.
– У тебя фамилия Конюхова? Даша?
– Да.
– Как приятно познакомиться, – пожал ей ручку, которая была не толще пучка соломы. – Мне тот пирог, хм, ну, соседка приготовила, а у меня аллергия на апельсин. Так, что тут у тебя в тетради.
Я рассмотрел задание. Под НАПИШЫ ДЛЯ ДУШЫ ДВАДЦАТЬ ТЁПЛЫХ ВЕЩЕЙ уже были:
Шоколад. Шоколадное печение. Какао. Толстый свитер.
– Я мало написала, – пожаловалась девочка. – Это сложно.
– Хочешь, я помогу? – улыбнулся я.
Она обрадовалась.
– Да.
– Тогда пиши. Мамины руки.
– О, это хорошо!
– Свежий хлеб с молоком.
– Вкуснятина.
– Скамейка в парке весной. Яблочный пирог. Мурчание кошки.
– Как у Вас хорошо получается!
Я уже вышел из автобуса, уже шёл в направлении к гриль-бару, а в голове продолжали вспыхивать слова. Отцовские часы. Морщины. Старые рисунки. Ключи от первой машины. Первый дневник. Молочные зубы. Детская улыбка.
Вещи, которых мне не хватает. Несложно продолжать вспоминать, когда на тарелках к столу ничего не подаётся. Остаётся только смотреть на сытого собеседника напротив, и облизываться. Этим я и собирался сейчас заняться.
Только девушка неровной поступью может разрушить всю твою жизнь. Женщины уже научены горьким опытом других.
Я понял это сразу же, как только она вошла.
– В кафе, ресторан, театр, кино, – молил я, глазами отображая просьбу, прерывающимся дыханием – волнение, вмиг налившимися кровью щеками – желание, – куда угодно, давай сходим куда угодно. Лишь увидев её, я возжелал её всем своим существом, везде, всегда и навсегда, захотел её всю во все времена и сразу. Как морковь перед носом осла, как зеркало перед лицом аборигена, передо мной предстала Девушка в розовом платье.
Честно говоря, я ничего не понимал ни в любви, ни в отношениях, ни в свиданиях. Без обучения и опыта работы тяжело найти руки, которые к тебе потянутся. Проще вспархивать с чьих-то ладоней, которые тебя ещё и слегка подтолкнут. И даже если руки потянутся к тебе навстречу, ты, скорее всего, делаешь всё неправильно и злишься на самого себя. Проще даже утекать сквозь пальцы.
Но она протянула руку и взялась за ручку двери. Она согласилась и подготовилась, как следует. Ненавязчивая, лёгкая, подчёркивающая хорошенькие бровки, губки, глаза, щёки, шею, выставляя всё её лицо и руки в выгодном свете. Собранные в приятно-пахнущую причёску волосы двумя каштановыми локонами спускались к плечам, и родным, маминым цветом дурманили разум. Аккуратные, маленькие напудренные ручки с недлинными однотонными ногтями, нежные розовые туфли и потрясающее розовое платье с волнистыми оборками и крупным цветком на груди. Сейчас оно казалось мне восхитительным. Вместе с воздухом она впорхнула в помещение, и я поднялся, чтобы встретить её.
– Здравствуй, – как можно более приятным голосом поприветствовал её я, и она мило улыбнулась, – даже не думал, что ты сможешь так сильно украсить это платье.
Она ответила что-то в благодарность, и я пригласил её к столику.
Ресторан оказался стильным изысканным местом, а не баром с круглыми деревянными столами. На двух этажах располагались мягкие кожаные диванчики тёмных сиреневых и пурпурных цветов со светлыми деревянными панелями, растущими из стен. Сидящие парочки были разбиты панелями потоньше, а над столами висели лампы. Над баром нависали светильники в бутылках на проводах, но свет в достаточных количествах проникал сквозь стеклянные стены, выводящие на начинающий мерцать ночными огнями вечерний город. Официанты разносили блюда, а бармен разливал напитки одиноким мужчинам. – Всё как в фильмах, – отметил я про себя.