Генка откинула в сторону одну из перетянутых широкой лентой пачку красных бумажек и встала. Есть у этой квартиры одна особенность, которую можно обнаружить, только если сильно постараться — за старым дубовым шифоньером в стене скрывался сейф. Раньше это была просто ниша, хитроумно замаскированная криворукими строителями под вентиляционный короб и умыкнувшая у соседей добрый квадратный метр площади. Бабушка поставила в неё допотопный сейф советского образца. Высотой в человеческий рост, он до половины засыпан песком. Тяжесть такая, что захочешь — не вынесешь. Верхний отсек закрывается на обычный ключ, но Генка хранила деньги не в нём.
Она убрала в сторону одежду, задняя стенка шкафа послушно выскользнула из пазов. Воняющая рыбой фанера, Генка всегда нюхала её прежде чем отодвинуть в сторону. Сейф даже не скрипнул, обнажая свои пустые внутренности. Генка с трудом подняла металлическое дно, наощупь отгребла в сторону песок. В спрятанный под ним плотный пакет новые пачки денег легли к старым, ровненько, как кирпичики в руках опытного каменщика.
Генка не тратила доллары, считая их чужими, только рубли, которые ей платили как сиделке.
Когда дно, как влитое, вернулось на место, она сложила деньги, что намеревалась вернуть. Подумала, швырнула туда же окровавленную белую тряпку и детское платье, заперла сейф и вернула всё на место. Надо бы подумать, но её отвлёк звонок.
— Мисс Гентана, здравствуйте!
«И вам не хворать, сэр Найджел», — хотелось ей ответить и съязвить по поводу слова «хворать», ведь её клиентами здоровые люди не становятся, но она промолчала. Вряд ли этот англичанин поймёт.
— Здравствуйте, Сэр Найджел, — дала она понять, что узнала мужчину.
— Простите меня за назойливость, я помню, что вы дали очень категоричный ответ, — он говорил быстро, словно боялся, что она его перебьёт или отключится. — И всё же я очень прошу вас приехать и обсудить мою просьбу лично.
— Сэр Найджел, — Генка всё же перебила.
— Я оплачу все ваши расходы при любом решении, даже если вы скажете «нет», но, прошу вас. Нет, я умоляю, ваше личное присутствие крайне необходимо.
Он замолчал, но теперь она не знала, что ответить. Это определённо был не телефонный разговор.
— Есть у вас возможность для размещения собаки? — в уме она считала, когда закончится её английская виза и сколько справок придётся опять собирать для Амона.
— О, да, конечно, — он не сомневался ни доли секунды. — Всё, что угодно.
— Хорошо. Раз вы так настаиваете, — кажется, виза ещё действующая. Определённо прогулка по вересковым полям сиренево-розового Уэльса им с Амоном не повредит.
— Буду ждать вашего сообщения, — нескрываемая радость в голосе на том конце связи. Мужчина явно хотел сказать что-то ещё, наверное, много-много слов благодарности, но ограничился кратким: — Спасибо, мисс Гентана!
"Вот же ещё привязался!"
Амон царапал дверь, пытаясь выбраться на улицу.
— Всё, дружок, хватит самовольничать, — Генка достала из тумбочки специальную шлейку с металлической ручкой.
Наряженный в неё, как лошадь в упряжку, Амон послушно сел и позволил нацепить на себя ещё ошейник и намордник. И сразу из беспризорника превратился в уважаемую солидную собаку. Так они и похромали вдвоём до супермаркета. Хромой и ещё хромее.
Но вышли они не для того, чтобы напомнить псу, что он квалифицированный поводырь, и даже не ради того, чтобы купить жидкость для мытья окон. Хотя, проникнувшись энтузиазмом Пепси, Генка решила и окна от вековой грязи отмыть, и шторы постирать. Их путь снова пролёг через парк, потому что Генке нужно было забрать своё «лекарство», которым она не воспользовалась.
Геннадия протянула руку, но среди веток куста, который облюбовал в качестве зонтика от солнца Амон, его не оказалось.
Как все люди, не желающие верить, что чего-то важного, что оставил, на месте нет, Генка шарила руками по земле, ещё надеясь, что оно упало. Просунула голову под колючие ветки, чтобы убедиться, что она не прикрепила его выше или ниже. Потрогала пальцами слоистую кору, но не нашла даже следов от лейкопластыря, на котором держалась её смертоносная ампула. Осталось только подумать, а была ли она? А под этим ли кустом? А в этом ли парке? И цепью абсурдных вопросов довести себя до ощущения лёгкого дебилизма, когда память отматывает события назад и начинает изменять их, придумывая жалкие оправдания и безумные объяснения тому, чего не могло быть.