СоОружение на виа Бессико возвышается во всей своей стерильной красе на фоне пушистых облачков, плывущих в летней голубизне. Привратница задумчиво созерцает вулканическое кипение килограмма перцев, призванных укрепить мышцы ее Федерико, который в данный момент уткнулся в телевизор, увлеченный музыкальной программой для кретинэйджеров. На втором этаже кавалер Сандри честит сына за то, что слишком долго болтал по телефону, и теперь трубку в руки не возьмешь — раскалилась. Жена вопит на прислугу. Прислуга, не найдя ничего лучшего, пнула в зад Бронсона, дебил-добермана. За стенкой Эдгардо колотит сына, поскольку назрела необходимость, жена пишет анонимные письма, собака блюет. В соседней квартире на черных простынях спит Летучая Мышь. На третьем этаже заперся в ванной Лемур. На четвертом синьора Варци напоминает олеандр, ибо накрутилась на красные бигуди и надела красный гимнастический купальник, обтягивающий ее, как оболочка — голландский сыр; синьора гнется и скрипит, одновременно выполняя укрепляющие упражнения для челюсти, чтоб та не упала в тарелку на каком-нибудь светском рауте. На пятом готовятся к званому ужину. Небо стремительно темнеет. В некоторых окнах загорается свет.
— Как подумаю, что наверху у кого-то ружье, жутко становится. Господи, что у меня за работа?! — плачется привратница.
Перцы не откликаются. Федерико тоже.
Где-то далеко комиссар полиции читает:
— Вы знали, что... — Но мозг его сверлит все та же мысль о бывшей мятежной колонии и ее загадочной реке.
Лучо Ящерица на Веле и Артуро Рак на Атале въезжают в центр, проскакивают мимо обувных аквариумов, пуленепробиваемых банковских витрин, автомобили оглушают их гудками, водители посылают куда подальше: старые перечницы, путаются под колесами, да при этом на двоих у них всего три руки. Чтобы добраться до виа Бессико, надо пересечь площадь, где ревут и мчатся по кругу встречные потоки машин, следующих таинственным правилам движения. Лучо осаживает Велу и останавливается в раздумье: одна рука на руле, другой почесывает поясницу, в точности как Джон Уэйн в одном из своих фильмов. Артуро следует его примеру, правда, поясницу ему почесать нечем, и потому протез болтается без дела.
— По-моему, надо переходить по тем полоскам, — говорит он.
— Это для пешеходов! — оскорбляется Вела. — Ну, решайтесь же.
— А если попадем под колеса? — беспокоится Атала, которая недавно перенесла перелом педали.
— Будем прорываться, — заявляет Артуро.
Прежде чем Лучо успевает его удержать, он бросается наперерез машинам. Первым на его пути возникает автомобиль Сандри. Рэмбо Три жмет на тормоз кашалота и разражается яростными воплями; будь у него на капоте пушка, он бы задал этому наглецу жару, но за ним выстроились в ряд другие Сандри, они тоже сигналят и кричат:
— Да проезжай же, дубина!
И Артуро проскальзывает, лишь на волосок избежав столкновения с японским «Макарамото» (его ведет робот в кожаной куртке), затем протискивается между двумя мотоциклистками-модистками в комбинезонах, прижимается щекой к крылу рейсового автобуса № 21, расталкивает две машины, еще один рывок — и он приземляется у подножия памятника Кадорне, где замирает, будто выброшенный кораблекрушением на остров, вокруг которого вихрем вьется хоровод акул. А вдалеке Лучо стремится к нему, ведя Велу под уздцы.
Появляется полицейский на мотоцикле.
— Я все видел! Вы что, спятили? Кто так пересекает площадь?!
— А как ее пересекать? — надсадно кричит Рак.
— В ваши годы дома сидеть надо! — рявкает полицейский, не в силах сдержать раздражения, оттого что все нормальные люди в отпусках, а он вынужден париться на работе.
— Не указывайте мне, где сидеть!
— А я говорю, вы староваты для того, чтоб кататься по центру на велосипеде.
Тем временем Лучо попал в западню между двумя встречными автобусами.
— Значит, по-вашему, пожилых людей запирать надо?! — кипятится Рак. — Нет такого закона!
Полицейский принимает внушительную позу — руки в боки, ни дать ни взять амфора.
— Прошу не повышать голос!
— Вокруг черт знает что творится, а вы мне рот затыкаете! Да идите вы...
Из-за громовых выхлопов проезжающего автомобиля полицейскому так и не суждено узнать, куда он должен идти.
— Что?! — переходит в наступление страж беспорядка. — А ну-ка покажите руку! Ага! Протез! Вы не имеете права ездить на велосипеде. Это опасно как для вас, так и для окружающих.
— Я не за карточным столом лишился руки, а на производстве!
— Меня это не касается! — (Страж беспорядка всегда найдет себе что-нибудь, что его не касается.)
— Вместо того чтоб цепляться к моей руке, шевелите лучше своими, вам за это платят!
Регулировщик оскорблен. Меж тем Лучо уже на подступах к ним борется с водоворотом немецких автомобилей. Подъезжает полицейский фургон, страж беспорядка указывает на Артуро и громко требует:
— Отправьте этого полоумного домой, а то, не ровен час, его задавят!
Рак тщетно трясет клешней, призывая друга на помощь.
Последним усилием Лучо обходит Фиата-таракана и прорывается на пешеходный островок возле памятника Кадорне; велосипед выскальзывает у него из рук и с грохотом падает. Слышится отчаянный крик Велы и рев полицейского:
— Полюбуйтесь, еще один! Богадельню тут устроили!
Лучо, поднимая Велу, краем глаза замечает фургон, увозящий Аталу и Артуро. Он остается в одиночестве среди насмешливо гудящих автомобилей.