— О, горе мне! — стонет рыцарь, накачанный пивом (тест на алкогольное опьянение результатов не дает). — А может, вернут?
— Держи карман шире! — отрезвляюще замечает Волчонок.
— Ну почему?
— Да потому что твою Велу уже перекрасили, и она теперь не твоя Вела.
— Как это? Моя Вела принадлежит другому?
— Вот именно.
— Все так, как будто увели невесту, она была брюнетка, а ей волосы обесцветили перекисью, сделали пластическую операцию, и ты встречаешь ее в другом обличии под руку с другим.
— Так точно.
— Какая жестокость!
Они погружаются в прилив Полуночников, рыцарь слегка покачивается, оруженосец трусит сзади. Странники держат путь к пещере Брюнетки Касатки, бывшей девицы легкого поведения, а в настоящее время хозяйки одного из самых популярных злачных мест, посещаемых аристократами, менеджерами, благородными дамами и мажордомами — словом, филейной частью отечественной туши.
— Можно узнать, куда мы направляемся? — спрашивает оруженосец.
От рыцаря не ускользнул многозначный философский подтекст вопроса, но он ограничивается краткой репликой:
— Шагай да помалкивай!
— Устал я, ноги болят.
— У меня тоже.
Они садятся отдохнуть за столик.
Появляется официант.
Они пересаживаются на тротуар.
Никто не появляется.
— А какая она из себя, эта Брюнетка? — осведомляется Волчонок.
— Была прекрасна, как жемчужина на мантии ночи.
— И сколько брала?
— Не помню.
— Давно ты не спал с женщинами, а, учитель?
Учитель поднимает брови и собирается поставить на место этого нахала. Секунду поразмыслив, признается:
— Да, и в самом деле давно.
— А я никогда. — (Откровенность за откровенность.)
Ответ растрогал учителя, улыбаясь, он обнимает Волчонка, тот настораживается.
— Ты случаем не дон Педро?
— Ты — счастливчик, мой юный оруженосец. Скоро в тебе затрепещет самый возвышенный импульс природы! К тому же теперь не трудно быть на короткой ноге с эросом. В мои времена, чтобы увидеть в газете обнаженные бедра, надо было годами всю прессу просматривать. А сейчас в газетах такая концентрация эротического материала, что лишь одна полоса — заявляю это с полной ответственностью — вызвала бы у моего поколения временную потерю работоспособности и множественные вывихи в области пясти.
Волчонок понял все, кроме последнего слова, которое кажется ему двусмысленным.
— А у тебя есть нареченная? — интересуется рыцарь.
Волчонок возводит глаза к луне и после краткого раздумья ответствует:
— Да у меня три на примете. Но Лючия слишком большая, Лючинда Конский Хвост слишком маленькая, а Бараццутти слишком уж безмозглая.
Они снова пускаются в путь.
— А у вас, господин учитель, эта самая есть, ну... нареченная?
— Я вдовец.
— Стало быть, раньше была.
— Ну разумеется.
— И какова она была?
— Как все жены. Высокая, высокомерная, угрюмая, порой замкнутая и холодная.
Волчонок молчит.
— Но я все же ее любил, только... чего-то в ней не хватало... пылкости, что ли, не знаю, поймешь ли ты... В общем, я завел себе любовницу.
Сегодня учитель явно отпустил поводья.
— И чем все кончилось?
— Она была женой моего уважаемого коллеги, учителя рисования. Целая драма. Даже нянечки в школе были потрясены.
— Понимаю. Я бы тоже обручился с Лючией, если б не Леоне...
Пауза. Оба вдруг вспомнили, чем заняты. В половине двенадцатого они подходят к светящейся вывеске «More Fun»[4]. Полуночники парами, тройками, группами ныряют под шпалеру искусственного винограда, освещенную как на съемочной площадке. Все посетители, кроме наших друзей, загорелые. Но, невзирая на бледность, они решительно направляются к входу.
Джорджо, вышибала, преграждает им путь своей лапищей.
— Нельзя.
— Что нельзя?
— Заходить нельзя.
— Почему?
— Я решаю, кому можно, кому нет. Иди-ка ты, старый, купи мороженого — себе и мальцу.
С высоты шести купленных порций мороженого и своего достоинства Лучо обкладывает вышибалу самыми отборными выражениями, тот в растерянности чешет затылок и думает, можно ли поднять руку на старика, за спиной которого стоит мальчишка примерно одиннадцати лет.
На шум выходит госпожа Спермацети, сиречь Брюнетка Касатка. На ней платье из чешуи краснобородки, ожерелье из паюсной икры, в волосах золотая рыбья косточка, туфли из кожи змеевидного бычка. По мнению Волчонка, она даже ярче, чем майка генуэзской команды «Сампдория». Учитель замер, разинув рот. А Брюнетка, у которой уста втрое превосходят учительские, размыкает их и восклицает: