— Ну, Вела, мы пропали.
И в самом деле, один хватает его за плечо.
— Лучше кошелек берите, только не велосипед, поимейте уважение хотя бы к моим сединам! — выпаливает учитель.
— Леоне, ты что, выпил?
Лучолеоне оборачивается — и кого же видит? Ни больше ни меньше как Слона и Рака в юношеском варианте. Двадцатилетний Слон тянет уже килограммов на девяносто, прыщи сверкают, волосы бобриком. Рак худощав, обе руки пока целы, он щеголяет майкой с надписью «Peace now»[12].
— Наконец-то ты отыскался, — говорит Слон. — Стало быть, сделал ноги с матча?
— Ага...
— Ну и правильно, — одобряет Рак, — я бы тоже на твоем месте... Человек — не ветчина, чтоб его вот так продавать. Он по крайней мере должен был тебя предупредить. И потом, знаешь, сколько из этих десяти миллионов Лис отдаст тебе? Хорошо, если сотню тысяч...
— Футбол — это джунгли, — отвечает Лучолеоне.
— Но теперь за игру тебе платить не будут и Термит тебя уволил, как же ты собираешься жить? — спрашивает Рак.
— А пенсия на что...
Слон и Рак недоуменно переглядываются.
— Леоне, что с тобой?
— У меня тут кое-что сместилось.
(Кто-кто, а учитель это знает.)
— Слушай, Леоне, мы поняли, что у тебя сдвиг по фазе, но возьми себя в руки, надо еще купить подарок Лючии. Ведь у нее завтра день рождения. Так что давай... у меня четыре куска.
— Куска чего?
— Остряк, четыре тысячи лир, у Ракушки — две.
— У кого?
— У Ракушки, у кого ж еще? Так что четыре куска моих плюс два ракушечьих — итого шесть тысяч. Сам-то ты небось на мели...
— Угадал...
— Большого ума не надо: у тебя вечно ни гроша. А что купишь на шесть тысяч? Шесть порций мороженого?
Лучолеоне сглатывает слюну.
— Лючия вроде хотела комнатный лимон, верно? — говорит Рак. — Ну вот, я пробежался по магазинам, дешевле чем за полсотни нету.
— Так что придется нам сейчас рвануть, — объявляет Заслон.
— Рванем, — соглашается Леоне.
Они садятся в Фиат-птеродактиль, каких больше не производят, и вскоре подъезжают к лучезарному собору, шестиэтажной чаше, полной всякой всячины, — универмагу «Панта», где можно найти все — от бигуди до компьютера и обратно.
— Стало быть, ребята, загружаемся, — командует Ракушка, — каждому по этажу — хапай кто что сможет. Кого застукает надзиратель — хрен с ним, остальные его не знают. Lesgo![13]
Боже, думает Лучолеоне, я — соучастник кражи! Они расходятся, и он остается один между гигантскими стенами благосостояния. Авторадио — диски-стерео хай-фай[14] — пленкожоры — кассетодеры. Незнакомые мелодии будоражат его душу. Он симулирует раскованность. Тут же к нему подходит заподозривший неладное продавец.
— Что угодно?
— Можно мне послушать вот этот? — Он указывает диск.
— Нельзя, он запечатан. Если вас интересует, это альбом Брюса Спрингстина «Born to run»[15], по случаю распродажи шестнадцать тысяч лир.
— Да? — говорит Лучолеоне. — А дирижирует кто?
И тут же осознает свою оплошность. Потихоньку удаляется, но надзиратель следует за ним по пятам. Это Сандри, на нем черный мундир, патронташ и кокарда с орлом. Лучолеоне прохаживается по отделам парфюмерии и предметов обстановки, где с видом знатока рассматривает паласы. Надзиратель по-прежнему не отстает от него, продавцы провожают его взглядами. В отделе школьно-письменных товаров он упивается знакомым древесным запахом новеньких карандашей; вдалеке появляются Слон и Рак. Судя по тому, как их разнесло, поживились они на славу. Нельзя, чтобы они застали его с пустыми руками. Он молниеносно сует в карман красно-синий карандаш.
— Ага! — вопит Сандри. — Вот я тебя и застукал!
На него наваливаются сразу шесть продавцов. Заслон и Ракушка смываются.
— Попался, бандюга! — не унимается Сандри. — Я сразу понял, что он пришел на дело!
— Боже мой, такой молоденький, как можно! — восклицает продавщица Пьерина Дикообразина.
— Мне семьдесят лет, я учитель на пенсии! — протестует Лучолеоне.
— Все равно ты вор. Сейчас мы вызовем карабинеров!
На гамбургере прилетают шестеро карабинеров, командует ими человек с торчащими из ноздрей пучками волос.
— Ну, и что же вы, молодой человек, можете сказать из своего оправдания?
— Не из своего оправдания, а в свое оправдание! — выкрикивает Лучолеоне и синим карандашом ставит на рукаве комиссара отметку. — Узнаю тебя, Порцио, ты был первый тупица в классе!