Выбрать главу

— Конечно! А когда вас выпишут, знаете, а, знаете?

— Может быть, уже через неделю, — вклинивается Филин.

— А этот синьор, а вот этот синьор? — спрашивает Сорока, указуя на Камбалу.

— Этого выписываем завтра.

— А-а, — говорит Сорока. — Ну, вы довольны, вы довольны?

Молчание.

— Ну, — повторяет Сорока, — вы довольны, вы довольны?

(Упорство — основное качество политика.)

— Ну, — повторяет Сорока, — вы довольны, вы довольны?

Чинция что-то шепчет доктору на ухо. Доктор что-то шепчет на ухо депутату. Замешательство. Произошло прискорбное недоразумение. Камбала испустил дух.

— Неожиданное осложнение, — приносит свои извинения доктор.

— Именно! — ревет Лучо. — Это осложнение — вы и ваш поганый депутат. Пошли вон отсюда!

Голос ему изменяет. Дурной знак. Перед глазами все плывет. Сорока следует дальше, к грыжам.

ЗАЛ ОЖИДАНИЯ

Пока Волчонок играет на стоянке, выворачивая зеркала заднего обзора, Лючия терпеливо ждет момента, когда Сорока наконец обойдет инфекционное и спустится вниз, ибо его персону ждут еще в двух клиниках и травматологическом институте. В зал ожидания входит Пьерина Дикообразина с торчащим из сумки гигантским стволом сельдерея.

— Никаких передач с продуктами, — сразу предупреждает страж.

— Да нет, — успокаивает его привратница, — это все на суп, мне ж сюда на двух автобусах добираться — сперва на двадцать третьем, а потом, чтоб на шестой пересесть, надобно выйти у рынка, вот я и зашла, ведь на обратном пути...

— Ясно, — обрывает ее страж.

Привратница и Лючия узнают друг друга.

— Вы — привратница из «Бессико».

— А вы — журналистка с радио Чугам. Боже, ну и деньки были! Слава богу, теперь все наладилось, жизнь пошла своим чередом. Только Сандри еще злей стал, два зуба ему пришлось вставить, а он и раньше-то был не красавец. Порцио пару раз приходил, этот собой хорош, только видали, какие у него волосья в носу, вопросы мне задавал, все те же, но я сразу поняла, как неохота ему в этом копаться, я его кофейком угостила, ох и образованный человек, и говорит по-ученому, и растения все что ни есть в саду знает, за садом-то я ухаживаю, гортензии посадила, земляничный георгин, ей-богу, даже тот лимон, что вы себе взяли, высокий, красивый растет, при таком-то климате — чудеса, да и только, а вы, синьорина, что-то бледненькая, глядите, как бы в больницу не угодить, я шучу, что вы, грех жаловаться, мой-то уж три месяца здесь лежит, может, нынче выпишут, да-а, — глубокий вздох, — вон он, Сорока этот, спускается. Росточком вроде еще ниже, чем в телевизоре, ну да, по телевизору-то ведь ног не показывают. А знаете, кого мы раз в нашем СоОружении живьем видели?.. В «Видеостар» шел... Ну, того душку комика, который говорит «шах вперед»... Весь в морщинах, что твоя черепаха, вот тебе и на, видно, перед выступлениями штукатурится дай боже. Вон поглядеть на Варци с четвертого, у нее ночной столик... клянусь, своими глазами видала, батюшки, сплошь бутылочки, баночки, кремы, составы, кубы перегонные, часами растя-а-агивает, разгла-а-аживает, выли-и-изывает свою физиономию, так-то и я бы выглядела, в ее годы как раз и незачем, а вот мне... вы только гляньте на мои руки, ведь я их «Венерой» не мажу, а повозилась бы она столько, Варци-то эта, спускается как-то разряженная, — глубокий вздох, — расфуфыренная, размалеванная, будто кукла расписная, ну сущий винегрет, дает мне ключи, право слово, в масло их, что ли, окунала, и каркает, как ворона: синьоррра Пьерррина, сколько же у вас седины, ну что ж вы в вашем возрррасте совсем не кррраситесь, боже мой, Пьерррина: вам на вид все восемьдесят, вы уж покрррасьтесь, а то станут говорррить, пррриврратница-то у нас старррая ррразвалина, вот что выдала мне эта курица, вы меня простите, одно слово — достала: вы меня поняли, синьоррра, а я молчу как дура, хотела ей сказать: да что там седина, синьора, вот вы бы не марафет там наводили, а покопались бы тут, в земле, да по домофону этому проклятому поотвечали, так у вас не только седина — короста бы пошла и волосы бы все повылезли, а потом, уж кто бы говорил, ведь у нее семьи-то нет, кому она нужна такая, целый день перед зеркалом вертится, вы себе представьте: пойдем, дорогая, минутку, дорогой, я приведу себя в порядок, да ты мозги свои в порядок приведи, прости господи, тьфу, а то еще этот ноль без палочки, Сандри неотесанный, все корчит из себя важную птицу, вчера идет, а тут мой кот Симоне, я же и не говорю, что он сама воспитанность, ну, короче, входит Сандри и заявляет: тут воняет кошками, а я ему: да это я здесь рыбу готовлю, вы же знаете, аммиаком ее обрабатывают, теперь повсюду добавляют консерванты, надо бы и в эту Варци добавить, ах ты Господи, ну сорвалось с языка... так о чем бишь я, — глубокий вздох, — ах да, вот Сандри и говорит: нет, это кошка тут нагадила, и чего заладил: кошка, когда мерлан, а он: кошка, а я: мерлан, так и спорили, а потом он говорит: я вас предупреждаю, синьора, в этом СоОружении кошек вообще держать нельзя, а я, дура, молчу, хотела сказать: а как же ваша-то собака, этот ваш Бронсон, ему, значит, можно за собой пудинги оставлять, и все потому, что у Бронсона родословная, а у Симоне нету, да на кой хрен мне его родословная, хотела я сказать, ведь... а? Вы нам? Смотрите, синьорина, этот сторож нам машет, видать, уже можно идти в палаты, слава богу, вам, синьорина, на какой этаж, на четвертый, мне тоже, тогда пойдемте вместе, знаете, у них тут те еще лифты, ни дать ни взять гробы, может, в них и в самом деле возят иной раз покойников, вот у нас лифт — это да, представьте, как-то раз он сломался, мы на четвертый, спасибо, так вот, как-то он сломался, приходит Варци и заявляет мне: лифт, мол, не работает, я говорю, не я его ломала, и еще хотела добавить, что мне недосуг по ночам перепиливать тросы, а она: ну, надо все-таки следить, а я молчу как дура, вызываю, значит, электрика, для профилактического ремонта, а он говорит: это балансир, вот спасибочко, просветил, по-вашему, я знаю, что такое балан... — Улетучивается вверх.