Девушка, видящая призраков (ЛП)

М. Х. Боросон Девушка, видящая призраков Сян Ли-лин — 1

  

Перевод: Kuromiya Ren

«Как могли призраки обосноваться в американских городах? Люди двигаются потоком, не могут образовать постоянные связи с местами, как и с другими людьми…»

— Фэй Сяотонг

1

Китайский квартал, Сан-Франциско, 1898

Я опустила бумажную рубаху в печь. Рубаха была раскрашена, чтобы напоминать темную ткань, широка в плечах, с пуговицами спереди. Рубаха была хорошей, но не слишком, такую носили на ужин трудолюбивые иммигранты. Ничто в ней не привлекло бы взгляд дьявола.

Бумажная рубаха скривилась и почернела. Угли вспыхнули ярче, и рубаха загорелась, и жар отлетел к моей коже, я отпрянула. Огонь поднимался над пылающей бумагой, а с ним и дым, разлетался пепел, и я знала, что огонь делал свою работу. Потрескивающий огонь превратил бумагу в дух. То, что было всего лишь бумагой среди живых стало настоящим среди мертвых. Я представляла лицо мужа, его широкую улыбку. Он был бы красивым в этой рубахе в городе мертвых.

Этой ночью я пришла в храм отца со стопкой бумажных подношений: обувь, штаны, рубахи, лошади, котлы, сковороды, стол и три стула. Моему мужу понадобится это в тусклых землях. Я была верна этому, как его жена, как жрица в роду Маошань.

Маошань отличаются от других. Мы — охотники на призраков, медиумы, экзорцисты. Когда существа из кошмаров беспокоят округу, люди приходят к Маошань для защиты. Бумажными талисманами мы прогоняем духов, магическими горлянками мы запечатываем их, мечами из персикового дерева мы убиваем их. Люди боятся тех, кто живет на границе духовного мира. Говорят, охота на смерть отражается на нас. Может, они правы. Отец десятилетиями охотился на демонов, может, это повлияло на меня.

Как горько было, наверное, великому магу Маошань иметь такую дочь, как я. Сян Ли-лин, девушка с глазами инь, угнетаемая видениями духовного мира, обреченная жить мало и с болью. Даже приподнятые брови придавали мне вид убийцы. Все знали, что вдова приносит неудачу. Особенно юная вдова.

Несмотря на не лучшую репутацию храма, в Зале предков сидел мужчина и жег красную свечу. Его лоб был бритым, его волосы были заплетены и ниспадали на спину, как у многих китайцев. Люди приходили в Зал предков, чтобы жечь свечи и бумажные подношения для своих семей. Долг перед родителями, бабушками и дедушками не заканчивался с их смертью. Озаряя путь своим предкам, человек платил дань своей истории, тем, кто был до него. Это было мудро.

Входная дверь храма распахнулась, отвлекая меня. Порыв вечернего воздуха ворвался в храм, и свечи затрепетали, дым от толстых палочек благовоний исказился, как и дым над печью. Я повернулась к двери. Через миг вошли двое.

Первый мужчина был с белизной в волосах, заплетенных в плотную косичку. Один из рукавов свисал пустым, у него не было руки. Что-то в нем говорило о слабости, словно юноша рядом с ним был взрослым, а этот мужчина был ребенком. Но он не был молодым. Ему было около сорока пяти, как отцу. Белые усы торчали на его лице, он жевал губы. Он шел, дергаясь, словно раньше знал, как двигаться, но потеря руки все испортила, и теперь его равновесие было нарушено при каждом шаге или повороте. Было неловко смотреть на его походку. Глаза мужчины были прищурены, и я сразу подумала о змеях.

Но он должен быть важным. Юноша рядом с ним был Томом Вонгом, сыном самого сильного человека в Китайском квартале. Я посмотрела на Тома. С мягкими губами и яркими глазами Том был даже слишком красив. Его вид тревожил воспоминания. Он был другом моего мужа. Том встретился со мной взглядом. Он коснулся края черной шляпы и тепло улыбнулся мне.

Я убрала длинные волосы за спину и встала встретить гостей. Рукава желтой накидки свисали ниже запястий, я затянула пояс.

Мужчина в Зале предков посмотрел на Тома Вонга и однорукого, на его лице вспыхнула тревога. Он встал, поклонился и поспешил в ночь. Его свеча осталась гореть. Воздух из-за двери заставил ее затрепетать.

Однорукий мужчина вытянул руку и зажег от этой свечи сигару.

Я уставилась на него, раскрыв рот. Слова высохли на языке. Такое неуважение лишило меня дара речи.

Он быстро нервно выдыхал дым, прошел в центральную комнату храма отца. Храм был открыт всем, но что-то наглое было в присутствии человека здесь. Он вел себя не как гость, а как нарушитель. Его взгляд скользил по комнате, по свиткам и фонарям, по коническим красным свечам, идолам и именам мертвых на стене.

— Ты — дочь даоши? — спросил он слабым голосом.

Вопрос был знакомым. Я тоже была даоши, но отец был известным экзорцистом. Я кивнула.

— Меня зовут Сян Ли-лин, — сказала я, — и я — Маошань Ну, даоши второго сана.

Я опустила взгляд, стыдясь. Не стоило указывать на мою неполноценность, это было жестоко и ранило, как пощечина. Этот мужчина мне не нравился. Он напоминал подростка, что я знала в Китае, который всегда искал общества мальчиков младше, потому что только они его уважали.

— Да, — сказала я. — Вторая. Но отец вернется ночью, и у него седьмой сан. Он сможет сделать то, что вам нужно.

— Вообще-то, — сказал он, — я ищу Сангу.

Мои глаза расширились. Слово «сангу» означало «третья тетя», незамужняя женщина, полубезумная, кричащая на духов по ночам, пьющая слишком много рисового вина, рыдающая днями. Женщину терзали призраки и видения, она была уязвима для одержимости. Это был вежливый термин. Наверное.

Глаза инь были проклятием. Это была моя тайна. Откуда он мог знать, что я вижу мир духов? Я побледнела. Даже папа не понимал. Только муж…

Я повернулась к Тому Вонгу.

— Ты ему сказал?

Глаза Тома игриво мерцали.

— Это было необходимо, Ли-лин. Это важно.

— Что важно?

— Господину Лю кое-что нужно, — сказал он.

Я посмотрела на Тома, обдумывая его слова. Господин Лю. Том был выше всех по статусу, кого я знала, но обращался к мужчине с уважением, значит, мне нужно было обращаться с еще большим уважением. Как бы я ни ощущала себя при этом.

Я вдохнула и повернулась к мужчине с одной рукой.

— Я могу чем-то вам помочь, господин Лю?

Он посмотрел на мое лицо змеиными глазами.

— Мне снился утонувший друг Ши Джин. Он приходит ко мне во снах. Говорит, что нужно, чтобы кто-то принес ему паспорт души.

Мой рот раскрылся, но я промолчала. От мысли было не по себе. Если мертвому требовался паспорт, значит стражи у ворот Феньду, мира мертвых, отказывались признать его. Если его не пустят, Ши Джин будет бродить вечно, потерянный дух. Никакие сожженные подношения его не достигнут.

— Его труп? — спросила я.

— Утерян в море.

Я покачала головой. Отец мог сказать пару слов над трупом, и стражи открывали врата для души. Но без трупа для Ши Джина был лишь один шанс.

Кто-то должен был попасть в мир духов и принести мертвецу паспорт. Но это не мог сделать любой. Это должна быть женщина, проклятая глазами инь. Женщина, которая не могла закрыться от ужасов мира духов, как бы ни старалась.

Как я.

Мои глаза инь были моим секретом и позором. И теперь этот господин Лю давал мне шанс использовать проклятие для чего-то хорошего. А я сомневалась.

— Отец, — сказала я. — Стоит дождаться его. Он вернется чуть позже.

Господин Лю покачал головой.

— Времени нет, — сказал он. — Прошло сорок восемь дней со смерти Ши Джина.

Я застыла. После смерти у человека было сорок девять дней, чтобы пройти врата. Чтобы его семья жгла подношения и горевала. Если он не пересечет мост Беспомощности к концу срока, он утерян.

Я молчала. Я знала, как танцевать шаги Ю и путешествовать между мирами, но не могла сделать это без разрешения отца.

Том Вонг нарушил тишину.

— Ли-лин, — его голос был мягким, — господин Лю — близкий друг моего отца из Китая.

Я взглянула на Тома, обдумывая его слова. Друг господина Вонга. Отец Тома управлял Аншень-тонгом. Некоторые звали его бандитом, но Аншень-тонг была организацией, что поддерживала иммигрантов и чужаков, людей без своей семьи. Это была семья моего отца и моя тоже. Мистер Вонг был великим человеком, он помог многим людям. Включая нас. Все хорошее в наших жизнях — храм, работа отца, наш дом, моя иммиграция — все было заслугой мистера Вонга, я была в долгу перед ним.