— Ой, сноха, сноха! Бела ты, как яйцо… Но не будь болтлива. Будь вежлива. Поклонись первому, поклонись второму, поклонись третьему!.. — сыпал бойкий на язык жырау[20].
Кланяться нужно было всем старшим мужчинам и женщинам аула, в первую очередь родителям и родственникам мужа. Аймторы пришлось отбить не меньше ста поклонов почтения, ее стан гнулся, как ветка на ветру. Толкын не терпелось посмотреть лицо снохи. Но стихотворным наставлениям жырау не было видно конца. Сноха так утомилась от ежеминутных поклонов, от шума и болтовни жырау, что еле держалась на ногах. «Что он так разболтался, бессовестный…» — про себя обругала его Толкын.
Наконец платок с лица снохи был снят, и Толкын вскрикнула от восхищения. «Какая красавица! Лицо серебристое, как промытый рис, губы сочные, что твой мак, а шея, а брови, а грудь! Талия даже тоньше моей!..»
Одежда снохи была богатой. Высокое, как минарет, саукеле[21] из красного бархата наверху украшено совиными перьями, низ подбит золотой тесьмой. Полы камзола из желтой парчи отделаны серебром, он застегивался серебряной застежкой с красным рубином в середине. Глухой ворот длинного белого платья стягивал тенгелик[22], похожий на золотую медаль, инкрустированную бриллиантом. Один конец прозрачной, как летнее небо, желек[23] приколот к саукеле, а другой, как шлейф, тянется сзади. Тугие толстые косы скреплены девятью серебряными рублями. Все это убранство великолепно оттеняло красоту Аймторы.
Толкын от души радовалась, что у них в доме будет жить такая красавица, она мысленно благодарила тех, кто с таким вкусом нарядил ее.
Она гордилась своим любимым, единственным братом, который, несмотря на многие препятствия, сопротивление родителей, настоял на своем и женился на Аймторы.
Свадьба кончилась. Люди разъехались. Наступили будни. Толкын начала понимать, как фальшивы пышные свадебные обряды, как далеки они от уважения к человеческому достоинству. Бедная Аймторы На глазах начала вянуть и горбиться. «Старик пришел — поклон, старуха пришла — поклон, знакомый пришел — поклон, незнакомая пришла — поклон. Что за унижение?!» — возмущалась Толкын.
Иногда ей до того жалко становилось изнуренную работой сноху, что она бросалась помогать, хотя по традиции этого делать не следует. Если это видела мать, она строго поучала: «Иди, учи свои уроки. Ишь, что выдумала, в этом доме и одной женщине делать нечего». Толкын уходила, возмущенная такой несправедливостью.
Аймторы беременна, но свекра, а особенно свекровь, это нисколько не беспокоит, и Аймторы по-прежнему встает чуть свет, с первыми петухами, доит коров, едет на речку за льдом, готовит воду, носит кизяк и топит печи. А когда встают свекор и свекровь, она открывает ставни окон, подогревает воду для дарета[24] и наливает в куман. Потом убирает постель в комнате свекрови, будит к чаю мужа, который спит и в ус не дует, а после этого колет саксаул и ставит самовар, делает тесто и в казане жарит баурсаки, сначала варит, потом жарит просо и толчет его в ступе, делает жармак[25], готовит воду для умывания домочадцам и гостям, прислуживает за столом. Не успеют попить утреннего чаю, как валят гости — человек семь бездельников. Они здесь обедают. Так положено. Хозяин не должен отпускать их, пока они не нажрутся. Сноха из сарая тащит замерзшее мясо, сама рубит его, раскатывает огромные круги теста, потом в нескольких табаках[26] подает гостям мясо. После сытной еды им хочется пить, и сноха кипятит огромный, как бочка, самовар и заваривает чай. Для этого надо снова рубить твердый, как камень, саксаул и разжигать огонь. Ни о чем не думающие, умеющие лишь бродить по гостям да сытно есть, аульные родичи пьют чай по нескольку часов кряду. Не успеют эти гости попрощаться с хозяином дома, как с возгласом: «Добрый вечер!» вваливаются новые шесть-семь человек. И для снохи все начинается сначала: изнурительная, отупляющая и бессмысленная работа, за которую никто не скажет ей доброго слова. За полночь гости ложатся спать. Постелить постель тоже должна сноха. И только после этого Аймторы, полуживая от усталости, падает на свою постель. И так изо дня в день — ни покоя, ни отдыха ни днем, ни ночью. Матери Толкын нет еще и пятидесяти, и здоровья у нее хватит на двоих, но после того, как сноха вошла в дом, она не считает нужным убирать после себя даже посуду.
Все это глубоко оскорбляет и возмущает Толкын, она не понимает, как может здоровая, нестарая женщина целый день бездельничать. Не потому ли ее разнесло так, что она стала похожа на сабу[27], полную кумыса. Отец вообще считает ниже своего достоинства интересоваться домашними делами, тем более жизнью своей снохи. А брата дома почти не бывает. День-другой погостит и на целую неделю, а то и на месяц уезжает по своим судебным делам.