И когда Улмекень заметила, что подол снохи начал приподниматься, она вся засветилась от счастья. Она никогда не была усердной богомолкой, никогда не держала в руках Коран и не понимала, почему некоторые старухи-соседки так часто вспоминают аллаха, но теперь она тоже частенько шептала: «О аллах, дай долгой жизни и счастья моим детям! Помоги благополучно разрешиться нашей сношеньке! Дай ее ребенку доброе сердце, хороший ум и крепкое здоровье!»
Так проходили дни и месяцы. Бабушка Улмекень теперь беседовала с аллахом и больше ничего не делала. Сафура и перед уходом на работу и после уроков, несмотря на усталость, все делала сама. Уходя в школу, она обычно говорила свекровке:
— Аже, если захотите чаю, все на столе.
Но бабушке Улмекень не хотелось одной пить чай, и она дожидалась прихода снохи. Иногда заходили старухи соседки, которые раньше ее почему-то не замечали, а теперь, после возвращения сына, стали всячески почитать и частенько навещать. В таких случаях она расстилала дастархан. Но старухи со своими сплетнями и разными пересудами тоже начали ей надоедать. И вот как-то бабушка Улмекень с удивлением почувствовала, что человек и от безделья может устать. В первое время ей действительно было хорошо, ее старое тело, усталое и надорванное, нуждалось в отдыхе и покое. Но на третий месяц она затосковала о деле, ей хотелось чем-нибудь заняться. Попробовала было успокоить себя: «Ведь все, даже нестарые женщины, у которых есть снохи, сидят дома сложа руки. Чем я хуже их?»
Когда она работала, к ней не приставали никакие болезни. Да и некогда было болеть. А сейчас то голова заболит, то в горле запершит, то в ухо застреляет — в последний месяц прямо-таки замучилась. Сын и сноха по очереди бегали за врачом и приносили разные лекарства: сладкие, горькие, терпкие, кислые. Но ей все равно нездоровилось. Зулхаш два раза даже из областного центра вызывал врачей. Они прилетали на самолете, тщательно ее осматривали и выписывали разные лекарства. Наедине они говорили Зулхашу, что у матери нет ничего серьезного, из-за чего можно беспокоиться, просто возраст берет свое, организм поизносился.
Зулхаш ради матери готов был вцепиться в горло самого дьявола. Мысль о том, что мать может умереть именно теперь, когда они жили ни в чем не нуждаясь, в полном достатке и спокойствии, приводила его в ярость.
Бабушка Улмекень понимала, что болезни ее идут из тех далеких лет, когда она недоедала, недосыпала, надрывалась на работе. Но страха перед смертью у нее не было. «Если аллаху угодно, пусть забирает. Я теперь спокойна — своими глазами увидела счастье единственного и любимого сына. Дождаться бы еще внучка, новую веточку моей жизни».
Наступило лето. Бабушка Улмекень почти все время была во дворе, на свежем воздухе. Сноха выбрала для нее тенистое место, постелила ковер, принесла большую пуховую подушку. Сафура ухаживала за ней, как за маленьким ребенком.
Сегодня — воскресенье. Зулхаша нет дома: сын весь день пропадает на токах. Рано утром он торопливо выпил несколько чашек чаю и исчез. И до сих пор не появлялся, хотя солнце уже вот-вот сядет.
Сафура принесла свекровке все, что нужно, и принялась стирать.
Бабушка Улмекень сидит в тени, облокотившись на пуховую подушку. Рядом с нею множество склянок с разными лекарствами. То ли от этих лекарств, то ли от свежего воздуха, но чувствует она себя лучше. Она внимательно следит за всем, что делает сноха. Вот Сафура с большим трудом передвигает бак с нагретой водой. На своем веку бабушка Улмекень перевернула таких баков несчетное число. Увидев, как тяжело беременной женщине таскать баки, свекровь поднялась ей помочь — дело-то знакомое. Но Сафура с улыбкой отстранила ее и сама быстро управилась со стиркой. Потом вытерла со лба обильный пот и, взяв ведра с коромыслом, направилась к колодцу.
— Милая, пожалей ты себя немножко, — мягко упрекнула она сноху, взяла из ее рук коромысло и зашагала к колодцу, приговаривая: — Я тоже живу в этой семье…