“Я думаю, что мы, возможно, натолкнемся на что-то с нашей идеей оцифровки”, - продолжаю я, заполняя другую форму. “Как сканер студенческих удостоверений личности. Или устройство для считывания отпечатков пальцев”.
Я с улыбкой возвращаю ему блокнот. Он с каменным лицом мотает головой в сторону коридора.
Да, он становится мягче ко мне.
Я удивлен, что это заняло так много времени, но, садясь в метро в город несколько дней спустя, я, наконец, встречаю уличного музыканта по пути к платформе.
Бренча на акустической гитаре, он поет версию песни “heart is a windmill”, как называет ее Джек. У него приятный голос, и он хорошо им играет. Не имитация моего отца, а его собственная интерпретация. Я знаю, что папа был бы признателен за это, поэтому я достаю свой телефон, как и некоторые другие, чтобы записать несколько секунд его выступления, а затем отправить смс отцу. Я бросаю несколько фунтов в ведерко к ногам мужчины по пути, чтобы успеть на свой поезд.
Селеста пригласила меня сегодня на ланч, и это моя первая нервная вылазка в Лондон, чтобы встретиться с ней в корейской закусочной недалеко от ее работы. Я думал, что туннели метро переполнены, но короткая поездка не подготовила меня к неистовой давке, которая встретила меня, когда я поднялся на уровень улицы. Меня практически затоптали, когда я совершила ошибку, замерзнув на верхней ступеньке лестницы. Я не столько решаю двигаться в каком-либо направлении, сколько тащусь вслед за всеми остальными, занятыми послеобеденной суетой.
Это громко. Громче, чем все, к чему я привыкла дома. Я склонила голову, пытаясь найти в телефоне маршрут движения. Селеста сказала выйти из метро и направиться на запад, но я всегда забываю о своем ужасном чувстве направления, пока не оказываюсь за много миль от цивилизации, уставившись на стервятника на ветке дерева.
Дважды объехав один и тот же квартал, чтобы выяснить, в какую сторону указана моя точка на карте, я пересекаю улицу, едва не сбитая велосипедистом, и выезжаю на правильный маршрут. Проходит всего несколько минут, прежде чем шум машин, разговоров и музыки, доносящийся из ресторанов и витрин магазинов, начинает становиться почти успокаивающим. Он обладает странным изолирующим свойством, когда мои уши приспосабливаются и фильтруют звук до глухого гула.
Первоначальный шок проходит. Я начинаю замечать город сквозь суету, его живость. Когда я чувствую запах кимчи, я иду по запаху к неоновой вывеске с изображением зеленого дракона и мультяшной фигурки кота в витрине. Внутри Селеста сидит за стойкой напротив женщины у дымящегося плоского гриля.
“Ты нашел это”, - говорит Селеста вместо приветствия, вставая при моем появлении.
При дневном свете она намного выше. Стройная, гибкая фигура в леггинсах и просторной рубашке из прозрачного материала поверх майки. Ее густые вьющиеся черные волосы ниспадают на плечи.
“Я сделала заказ для нас, если вы не против”, - добавляет она.
-Да, я съем все, что угодно. Еще раз спасибо за приглашение.
Неуверенно улыбнувшись, я сажусь рядом с ней и ставлю свою холщовую сумку у ног.
-Мне кажется, мы были довольно суровы с тобой прошлой ночью. Она потягивает газированную воду и наблюдает за мной, и я понимаю, что она ждет, когда я приму участие в этом разговоре.
-Я имею в виду, да, - смеюсь я. - Немного.
Она оживленно кивает. Селеста производит впечатление человека, который ценит честность. “Не принимай это на свой счет. Мы так же жестко допрашиваем каждого новичка. Мы крутые ребята, но у нас добрые намерения”.
-Так ты сказал, что работаешь где-то здесь? - Спрашиваю я, меняя тему. “Чем ты занимаешься?”
“Я преподаю балет. В основном детям от шести до десяти лет”.
“Мне кажется, я должен был догадаться об этом”. Это была либо танцовщица, либо модель с подиума. Если бы она сказала, что-то вроде помощника по административным вопросам, я был бы сильно разочарован. Мы все хотим, чтобы невероятные, неординарные люди воплощали наши фантазии, чтобы мы могли жить опосредованно через них. “Ты все еще танцуешь?”
Она отвечает уклончивым наклоном головы. “Я всегда думала, что буду танцевать профессионально. Это была моя мечта. Единственное, что мне нравилось. Наши родители из кожи вон лезли, чтобы отправить меня на уроки, потом в балетную школу”.
-Что случилось? - спросил я.
“У меня развилось хроническое заболевание бедра. Я игнорировала симптомы около трех лет, пока мама, наконец, не заставила меня с кем-то встретиться. Врач сказал, что я могу сделать операцию, чтобы исправить проблему, или продолжать танцевать, превозмогая боль в краткосрочной перспективе, и рисковать получить непоправимый вред позже. К тридцати годам я окажусь в инвалидном кресле. Она пожимает плечами. “В тот момент у меня не было особого выбора”.