Сжав кулаки и зажмурив глаза, я сделала глубокий вдох – в голове стучало от жары, влажности и запахов реки.
Я не моя мама.
Никаких жимолостниц не существует.
У меня на пальцах нет золотой пыли.
Красных воронов не бывает.
Я проговорила слова вслух в горячий воздух, так, для верности, ведь я твердила их долгие месяцы, пока была на реабилитации. Уверенно и отчетливо, так, будто в них не сомневалась. Потом открыла глаза и выдохнула. На вороне больше не было ни единого красного пятнышка: на столбике сидела обычная черная птица и следила за мной блестящими черными глазами.
Я разжала кулаки, еще раз вдохнула. Возвращение может оказаться не таким простым, но я справлюсь с этим без своих приемчиков. Мне они больше не нужны – ни красный ворон, ни золотой; ни другие вещи, которые я раньше якобы видела. Отогнать эти видения было не так легко – они изменили свою природу и зажили отдельной жизнью – но теперь у меня появилась установка. Мне больше не нужно играть в эти детские игры. Я могу жить настоящим, реальной жизнью, быть ее хозяйкой, нормальным человеком.
Птица снова расправила крылья и взлетела с перил, а я подошла к ступеням и прикоснулась к тому месту, где она только что сидела. Потом внимательно рассмотрела пальцы – вдруг там осталась золотая пыль. Ничего – ни золота, ни ворона. Все будет теперь в порядке, нужно только верить в себя и собственные установки. Продолжать двигаться вперед. А это движение само будет мне помогать.
Я поднялась по ступеням и остановилась: постучать или просто войти? Всего год назад я покинула эти стены, однако… Это был очень долгий год – долгий, изнурительный, безнадежный. Три месяца незабываемого выхода из-под оксидона, перкоцета и других таблеток того же спектра действия. Три – в наркоклинике, еще почти полгода в реабилитационном центре. Жуткий год.
Чудо, что мне слоны не мерещатся. Сиреневые в крапинку.
Я открыла входную дверь и зажмурилась от яркого света. Иллюминация была полная: ослепительно горела хрустальная люстра, а также каждая лампа и бра в пределах видимости. Странно! Ведь яркий свет плохо действовал на отца, раздражал и приводил в замешательство. Я остановилась, тяжелая дубовая дверь захлопнулась позади; я выключила некоторые лампы, и комната погрузилась в полумрак. Бросила сумку на старинную вышитую козетку.
Из другой части дома доносились негромкие голоса. Если тут и была вечеринка, то спокойная, без музыки и смеха. Во мне поднялась волна страха: а вдруг он уже умер, и никто мне не сказал?! Я вышла в длинный центральный коридор и увидела на столике с мраморной столешницей аккуратно расставленные букеты роз, лилий и гортензий. «На похороны», – подумала я, не в силах отвести от них взгляда.
Из гостиной в другом конце коридора вышла моя невестка Молли Роб и застыла в изумлении. На ней был бежевый брючный костюм свободного кроя – такие носят после пятидесяти, а ей только тридцать четыре. Это вместо обычных лосин и майки-алкоголички. Она явно только что постриглась и волосы распрямила. Молли двинулась в мою сторону, раскинув руки.
– Алтея, как ты здесь оказалась? – и заключила меня в костлявые объятия. Меня едва не стошнило от ее незнакомых духов в смеси с запахом цветов.
– Я оставляла сообщение… – Я запнулась. Последнее время я иногда звонила отцу, но он никогда мне не перезванивал. Тогда меня это не удивляло: бывали дни, когда он категорически не желал со мной разговаривать. – Он… он умер? – еле выговорила я.
Конечно, Молли Роб позвонила бы, если бы что-то случилось. Знаю, что, когда я уезжала отсюда, она была, конечно, очень зла на меня, но, в конце концов, мы же все одна семья.
Молли отпрянула назад, губки сложились в идеальный напомаженный нолик:
– Дорогая, нет, что ты, нет!
Она снова обняла меня, на этот раз крепче; огромное облегчение охватило меня, и я тоже прижалась к ней.
– Боже, вы напугали меня, – выдохнула я.
Роб не улыбнулась в ответ, высвободилась из объятий, пристально заглянула в зрачки – обычный детсадовский тест на вшивость, я уже привыкла к этому. Потом смерила меня взглядом сверху донизу, инспектируя мой внешний вид – вылинявшие черные джинсы и мешковатую серую футболку – и нахмурилась:
– Многое поменялось с тех пор, как ты уехала, Алтея.
– Что именно?
Она сгребла мою ладонь своими птичьими лапками:
– Ему хуже, Алтея, поэтому мы с Уинном переехали сюда. Мы думали дать людям возможность… – Она оглянулась на гостиную. – Он никого не узнает, совсем никого.
– Могли бы мне позвонить.
– Мы были уверены, что тебе лучше спокойно закончить…