– Такие красивые, – прошептала Таминэ розам, тянущимся ввысь по стенам.
Оставаясь безмолвной, Сорэйя широко улыбнулась от наполнившего ее чувства гордости. Ей никогда не блистать так же ярко, как ее брату, но все же и она была способна заставить мать улыбнуться.
– Процессия люднее обычного, – заговорила Сорэйя, понемногу обретая власть над непослушным языком. – Это по случаю Новруза?
Таминэ застыла на месте. Неподвижная, с прямой спиной, она напоминала статую.
– Не только, – произнесла она, нарушая повисшую в воздухе тишину. – Дорогая, пройдем внутрь. Я хочу тебе о чем-то рассказать.
Сорэйя сглотнула. Несмотря на перчатки, кончики ее пальцев были ледяными. Освободив проход для матери, она последовала за ней, продолжая сжимать книгу в руках.
Сорэйе нечего было предложить матери: ни вина, ни фруктов, ни чего бы то ни было еще. Слуги приносили ей еду трижды в день, оставляя подносы у двери. Люди знали о том, что у шаха есть сестра-затворница. Должно быть, каждый имел свои догадки относительно того, почему она скрывается. Однако никто не знал правды, а Сорэйя была обязана хранить тайну.
Сами покои были весьма комфортны. Всюду лежали подушки: на кровати, кресле, сиденье на подоконнике и даже на полу. Все – из различных материалов, с разной текстурой. Пол целиком покрывали лежащие внахлест яркие ковры, чьи цвета немного померкли со временем. Все поверхности были покрыты чем-то мягким, и, окружая себя всем этим, она словно могла восполнить нехватку настоящих прикосновений. Тут и там стояли стеклянные вазы с увядающими розами из ее сада, наполнявшими покои землистым запахом умирающих цветов.
Здесь был один-единственный стул, так что Таминэ присела на подоконник. Сорэйя аккуратно примостилась с другой стороны, сложив руки на сведенных вместе коленях. Она старалась занимать как можно меньше места, чтобы матери было удобно.
Тем временем Таминэ явно чувствовала себя некомфортно. Она избегала взгляда Сорэйи и никак не могла успокоить лежащие на коленях руки. Собравшись с силами, она вдохнула, подняла взгляд на дочь и произнесла:
– Все эти люди прибыли по случаю свадьбы твоего брата, которая состоится через месяц.
– Ох, – выдохнула несколько удивленная Сорэйя.
Поведение матери навело ее на мысли о похоронах, но не о свадьбе. Она знала, что рано или поздно Соруш вступит в брак. Возможно, мать переживала, что Сорэйя будет завидовать?
– Он женится на Ло-ле́, – добавила Таминэ.
– Ох, – снова произнесла Сорэйя, но на этот раз без эмоций.
Это разумно, подумала она. Ло-ле́, дочка спахбеда, была столь же добра, сколько и прекрасна. Она заслуживала того, чтобы стать любимицей Аташара и самой его влиятельной женщиной. Любой был бы рад за нее. Любому следовало радоваться за нее.
Из края ее рукава торчала нить. Сорэйя сжала ее указательным и большим пальцами и потянула, глядя на распускающуюся ткань. Ее сердцебиение ускорялось от эмоций, которые ей не хотелось ни испытывать, ни даже признавать. Сорэйя несколько раз не спеша вдохнула. Она уже несколько раз обернула нить из рукава вокруг одетых в перчатку пальцев. Она не даст горечи и обиде возобладать. Она не позволит им отразиться на ее лице. Сорэйя вдохнула, сняла с пальцев нить, подняла на мать глаза и улыбнулась.
– Они станут хорошей парой, – произнесла она.
Ее мать тепло и искренне улыбнулась. Она явно испытала облегчение.
– Мне тоже так кажется, – мягко произнесла она, но затем улыбка ее угасла, а взгляд опустился вниз. – Боюсь, я не смогу проводить с тобой столько времени, сколько раньше, пока не завершится церемония. Будет много дел.
Сорэйя с трудом сглотнула.
– Я понимаю, – отозвалась она.
Как обычно, жизнь продолжит идти своим чередом и без нее.
– Ты же знаешь, я люблю тебя.
Сорэйя кивнула.
– И я тебя люблю, матушка.
Беседа продолжилась. Они обменивались любезностями и придворными сплетнями, но разговор выходил односторонним. Сорэйя слишком много сил тратила на обуздание собственных эмоций, периодически украдкой поглядывая вниз, на запястья. Она хотела убедиться, что ее кожа оставалась смуглой. Ко времени, когда Таминэ покинула ее покои, Сорэйя чувствовала себя выжатым лимоном.
Вновь оставшись одна, Сорэйя возвратилась в гулистан, намереваясь посадить подаренную матерью розу. Она решительно стянула перчатки, не обращая внимания на зеленые линии, распространявшиеся по ее рукам, и попыталась успокоиться, глядя на свои розы. Она обхватила одну из них ладонями и прильнула к ней лицом, вдыхая ее аромат и ощущая прикосновение лепестков к щеке. Они были столь нежны… будто поцелуи. По крайней мере, в ее воображении. Она опустила руки на стебель и коснулась кончиком пальца одного из шипов. Ощущение ей нравилось: оно напоминало о том, что нечто опасное также могло быть красивым и любимым.