Выбрать главу

Это происходило потому, что всякий раз он отчаянно напрягался, сжимаясь в кулак.

А иногда вмешивались природные силы, как в случае с землетрясением. Так что недолго и поверить в то, что тебя сглазили.

Вот, например, в прошлом году в Риме, с Андреа. То, что тогда произошло, казалось, было чистой случайностью. Он спас Андреа от вопящей толпы, которая приняла ее за Элизабет Тейлор. Они очень мило поболтали. Выяснили, что остановились в одном и том же отеле, на одном этаже. Она жила одна, пытаясь прийти в себя после неудачного замужества и отвратительной процедуры развода, Он знал, что стоит ему вечером пройти несколько шагов по коридору, постучать в дверь ее номера, и она его впустит.

Но такая перспектива не только не подстегивала его, она вдруг его ужаснула. Он сделал все, чтобы предстать перед Андреа опытным сердцеедом. Она, конечно, ожидала объятий изощренного европейца, неотразимого и несравненного Дон Жуана. Но что можно было ждать от человека, чье последнее любовное приключение (между прочим, единственное!) произошло двенадцать лет назад на заднем сидении «Гудзона» 1947 года выпуска, в Джонстауне, Пенсильвания, в городском парке во время ливня, с болтливой рябой девицей по имени Хейзел Бручук? И продолжалось оно примерно двенадцать бездарных минут.

Подобный опыт вряд ли может оказаться полезным, когда имеешь дело с женщиной, похожей на Лиз Тейлор. Тем не менее, он отважно решил не отступаться от роли. После бодрящей ванны, он накинул шерстяной халат и принялся маршировать взад и вперед по своей комнате, решительно сжав кулаки и стиснув зубы. Под воображаемые звуки фанфар он направился на приступ. Выйдя в коридор, Кирби с великолепной твердостью захлопнул за собой дверь номера. Он захлопнул дверь и она зажала полу его халата. Замок защелкнулся. Ключи остались внутри, на бюро. Может быть, на свете и существуют герои-мужчины, способные голышом постучать в дверь дамы. Всякие сомнения относительно цели визита отпали бы, таким образом, сами собой. Да, возможно, такие мужчины и существуют, но Кирби Винтер был не из их числа.

Но самый отвратительный случай произошел с ним, когда, выпив для храбрости бренди, рука об руку с веселой, хорошенькой девушкой, он бежал из переполненного пьяными гуляками дома в Нассау в сторону безлюдного пляжа, залитого романтическим лунным светом. И на полдороге со всего разбега налетел подбородком на бельевую веревку.

На каждую возможность, которая убегала от него, приходилось по крайне мере две, от которых убегал он сам, покрываясь от страха холодным потом. Подумав об этом, он усмехнулся про себя и хлебнул шампанского. Ты клоун и трус, Кирби Винтер, паршивый невротик и запутавшийся психопат. И все равно ты продолжаешь пытаться убедить женщин, что на что-то способен. Вот уж действительно…

В комнату вошла Карла. Босая, в розовых шортах, в полосатом бюстгальтере и с розовой лентой в волосах, она уселась рядом с ним на диван. Если смотреть мимо нее на стену, ей можно дать лет пятнадцать, не больше, подумал Кирби. Только внимательному взгляду заметны морщинки под глазами, складки у рта и чуть отвисшая линия подбородка.

— Еще, дорогой, — сказала она, протягивая пустой бокал.

Он вновь наполнил его как и свой собственный, и вернул бутылку в ведерко со льдом.

— А рубашка красивая, — сказала она.

— Спасибо. Она превосходная. Да и остальные вещи тоже. Но я никак не могу все это принять от вас.

Она состроила ему гримасу.

— Такой мрачный и надутый — ни с того, ни сего. Ты всегда просыпаешься такой сердитый? Я — всегда. Вот поэтому и оставила тебя одного, дорогой.

— Нет. Я не сердитый. Я просто…

— Твой костюм недостаточно только выгладить. Его вернут сегодня днем. Вместе с галстуком, носками и всем остальным. А рубашку пришлось совсем выбросить. Надеюсь, у тебя с ней не связано никаких сентиментальных воспоминаний. Она была в ужасном виде. Пожалуйста, скажи мне, что ты действительно чувствуешь себя лучше. Я так старалась…

— Я чувствую себя лучше, Карла.

Она забралась с ногами на диван и села, скрестив их. Потягивая шампанское, она смотрела на Кирби. У нее была длинная талия, но чересчур длинной не казалась — из-за крупных бедер и груди. Ее гладкие ноги смотрелись бы, пожалуй, коротковатыми, если б не подходили так прекрасно к ее маленькой крепкой фигуре.

— Сердишься на меня? — спросила она.

— А есть основания?

— Ну, ведь я подразнила тебя немножко. Ты помнишь?