Это был момент, когда я начала завидовать тебе. Я сказала ему: «А мне ты предоставляешь ходить пешком?» – «Нет, – ответил мне он, – у тебя тоже будет маленькое авто, только более вызывающее, чем у нее. В твоем стиле. Что ты скажешь об «Эм-Жи»?» Так и появилась у меня моя зеленая «Эм-Жи», а тебе он дал твою «Аронд»… Он вполне мог бы нам подарить эти машины, ты начинала приносить немало. Боб мне рассказывал о твоих ухищрениях: «Представь себе, крошка Аньес прикидывается, что работает в доме моделей у Клод Верман. Ситуация потрясающая! Двести кусков в месяц, изо дня в день, как по волшебству!» Мы смеялись над твоими небылицами. «Что ты хочешь, – говорил он, – она стремится сохранить престиж честной женщины в глазах достойного Жоржа Вернье! Я не должен знать, что она спит с другими. Она настолько пытается создавать видимость приличия, что даже бывает время от времени на улице Лорда Байрона в доме моделей Клод Верман: это ее алиби. Клод Верман, впрочем, имеет репутацию, которая склоняет меня к мысли, что она ни в чем не отказывает такой хорошей девочке, как Аньес…»
«Мне становится смешно, когда подумаю, что ты воображала, что водишь его за нос! Но ты не знаешь этого человека! Ему – позволить ученице одурачить себя? Да он видит все, он знает все! Он посчитал всех мужчин, которых ты снимала, он знал тарифы, а расчеты мы делали вместе. Он говорил: «Дела идут неплохо: она приносит много. И в том положении, в которое она сама себя поставила, так будет продолжаться еще долго. Эта девчонка – просто клад. Через некоторое время, когда я раскручу ее на полную катушку, я дам ей боевую кличку «Ирма»; она очень ей подойдет».
Я его спросила: «Ты не пустишься с ней в любовь?» Он мне ответил, что нет, что ему противны жеманницы в твоем духе и что он предпочитает мой тип.
«Представь себе, что в интимной обстановке он называет меня Сюзон. Когда я слышу, как этот мужчина, этот властелин с его телосложением, с его седеющими висками, с его манерами светского льва, зовет меня Сюзон, «своей» Сюзон, я трепещу от счастья. Даже если он зовет меня только для того, чтобы забрать у меня бабки. Он так говорит «Сюзон, дон!»,[2] что я выкладываю ему все содержимое моей сумочки, жалея о том, что мне нечего больше ему подарить. Если он требует больше, если он вгоняет меня в долги, я выкручиваюсь, я вкалываю, я занимаю у случайных подруг, но я выкладываю и этот долг и все, что он хочет. Когда он делает мне выговор, я брюзжу сквозь зубы, я все сношу и люблю его все так же сильно. Вот это, моя девочка, и называется «любить мужчину всей кожей». Боб! Мой Боб!..
Аньес все еще слышала голос Сюзанн, его пронзительные нотки, еле сдерживаемые, чтоб не привлечь внимание посетителей бара. «Боб! Мой Боб!» – звучал в ушах дрожащий голос Сюзанн. Но разве сама Аньес была уверена в том, что ее не постигнет та же участь? Что она так же рабски не привяжется к тому же господину и повелителю?
Аньес закрыла лицо руками и зарыдала. Ужас пережитого и угрызения совести сжимали ее сердце. Внезапно она вздрогнула. Чья-то рука слегка дотронулась до ее плеча, и в это же время тихий голос раздался в часовне:
– Вы нуждаетесь во мне, дитя мое?
Она подняла голову и, узнав того, кто обращался к ней с такой нежностью, ответила:
– Нет, отец мой…
– Однако, дитя мое, у Вас, кажется, большое горе? Вы знаете, как все мы здесь любим и ценим Вас. Как и дорогая сестра Элизабет, Вы стали частью нашего большого семейства.
– Благодарю Вас, отец мой, но никто не сможет мне помочь!
– Не произносите таких слов в Храме Божьем! Он указал на дарохранительницу.
– Вы знаете: он Высший утешитель. И если Вы пришли преклонить колени перед Ним, Бог сможет для Вас все!
Повернув к нему лицо, омытое слезами, она ответила:
– Он тоже меня покинул!
– Скорее Вы забыли его заповеди! Почему бы Вам не исповедаться?
– Нет, отец мой, я не смогу…
– Но ведь это не я буду Вас выслушивать, а Бог… И Вы ничего не можете открыть Ему: Он уже знает все! То, о чем Он Вас просит, это совершить акт смирения…
Не ответив, она снова опустила голову.
– Я всегда к Вашим услугам, дитя мое… Продолжайте молиться: это лучшее, что вы можете сделать…
Он пошел по направлению к ризнице. В какой-то момент она чуть не сорвалась с места и не побежала вслед медленно удаляющейся сутане; она готова была крикнуть:
«Отец мой, сейчас я Вам все скажу!»
Но она не нашла в себе мужества для признания и осталась неподвижной. Она думала о другой исповеди: той, которую Сюзанн начала в баре на улице Марбёф и продолжила, провожая ее на улицу Фезандери в плавно катящей «Эм-Жи»…
– Я понимаю, в каком состоянии ты сейчас находишься, – сказала тогда рыжеволосая девушка. – Однако, мой долг – рассказать тебе правду. Я это сделала, рискуя иметь серьезные неприятности: после вашего новоселья, когда я пришла без его разрешения, он мне категорически запретил с тобой встречаться. А запрет Боба нельзя нарушить без серьезного риска… Он может меня убить, если узнает, что я посвятила тебя в курс дела, но я не могла молчать.
«Теперь ты можешь поступать так, как найдешь нужным. Но я могу дать тебе один совет: освободись от него, не признаваясь в том, что ты знаешь: он не станет колебаться, чтобы заставить исчезнуть и тебя тоже… Самое лучшее для тебя – уехать сейчас же за границу. Я могу тебе помочь и клянусь, что он никогда не узнает, куда ты скрылась…»
Аньес сделала над собой большое усилие, чтобы ответить:
– Ты, должно быть, права: мне больше ничего не остается, как убежать… А что будет с тобой?
Сюзанн посмотрела на нее с удивлением:
– И тебя еще интересует, что будет со мной после того, что я тебе рассказала?
– Меня научили в юности, что нельзя платить злом за зло. Это почти единственно хорошее, чего я не забыла… По-моему, ты просто несчастна…
– А ты?
– Я? Я сказала бы, что я всего лишь жертва, если это слово не вызовет по отношению ко мне скорее смех, чем жалость… Но я не имею права думать даже так… Я заслуживаю только то, что получила: я сама во всем виновата! Я не должна была любить…
– Не произноси этого слова! Ты никогда не любила Боба! Ты это вообразила себе! У тебя потребность спать с ним, вот и все! Такого мужчину нельзя любить! Можно испытывать к нему только физическую потребность, отчего и совершаются все глупости!
– Ты тоже их совершала!
– До тебя! Это точно.
– Ты и сейчас ради него готова на все! Сюзанн не ответила. Аньес продолжала:
– Ты и сказала мне все это только потому, что не можешь обойтись без него. Я была дурочкой, я знаю это, но я не настолько глупа, чтобы поверить, что ты раскрыла мне карты для очищения своей совести. После жизни с ним, какая может быть совесть! Мы теряем понятие обо всем, мы думаем только о том моменте, когда он овладеет нами…
– Да, это правда, – ответила Сюзанн хриплым голосом. – Именно так я его люблю… Как полюбили его и все те, кто его узнал! Ты не можешь представить себе, как я его презираю иногда, и какое он вызывает во мне отвращение! Но это сильнее меня! Он мне нужен! Потом, спустя некоторое время, я со всем согласилась, абсолютно со всем!