Она задрожала. Он прикоснулся пальцем к козырьку своей каскетки и произнес нейтральным тоном:
— До четверга, мисс.
Она очнулась, словно от холодного душа. И поспешно ответила, не успев подумать:
— Не знаю, соберусь ли я на прогулку в четверг.
Повернувшись к нему спиной, она удалилась, не сказав больше ни слова. Она поставила его на место, место шофера. К тому же, не ее личного шофера, а одолженного тетушкой.
Глубоко вздохнув, она почувствовала избавление. Но по мере приближения к дому, когда она поднималась по склону, она чувствовала все меньше и меньше удовлетворения своим поведением.
В четверг с утра шел проливной дождь. Гризельда с яростью наблюдала из своего окна затянутое тучами небо, с которого обрушивались настоящие водопады. Прижавшись лбом к стеклу, она закрыла глаза и, раскрывшись, позволила дождю и ветру войти в нее и пробежаться по ней, подобно тому, как они проносились по острову. И когда они смешались с ее существом, стали ее кровью и ее нервами, она, вложив в свое желание все силы, изгнала их и вызвала солнце.
Улыбнувшись, она открыла глаза. Она заранее знала, что увидит солнце, пробившееся сквозь тучи.
Менее чем за четверть часа установилась хорошая погода. Такое чуть ли не каждый день случается в Ирландии.
Но когда возле дома остановилась машина, которую Гризельда ожидала, считая каждую минуту до ее появления, она послала Молли сказать шоферу, что не поедет. Она решила прекратить поездки с Шауном, снова запереться в своей комнате и продолжить ожидание. За ней должен был заехать рыцарь королевской крови или, в крайнем случае, капитан пиратского парусника. Но не это ничтожество, шофер в каскетке.
Сэр Джон спокойно воспринял высказывание сестры о необходимости вернуться в Лондон. Собственно говоря, он просто пропустил его мимо ушей. Возражал он только потому, что ему не нравилось вмешательство в работу его мозга. Да и как он мог вернуться в Лондон? Лондонский дом был давно продан, так что потребовалось бы купить новый. А деньги на это приобретение можно было получить только продав остров. На этом уровне его мыслительная деятельность автоматически блокировалась. Он даже не стал делиться своими мыслями с женой и быстро забыл идею Августы, словно и не слышал ее.
Гораздо труднее было забыть про Элис. Ежедневно, в любую погоду, она рано утром садилась на велосипед. Все знали, что она отправилась на утреннюю мессу в Маллиган. Эта месса всегда порождала возмущение в каждой семье местных протестантов.
Сэр Джон побеседовал с дочкой. Он говорил очень спокойно, и она отвечала ему так же спокойно. Выяснив, что она не собирается менять свои убеждения и что ее решение остается неизменным, он сказал, что это ее личное дело и он не будет противиться ее обращению в католичество. Успокоив таким образом свою совесть, он вернулся к мирной жизни. То, что возмущало окружающих, нисколько его не волновало. Изучение древних эпох позволило ему понять, что религии меняются даже более часто, чем цивилизации, и что все они являются разными видами одной веры или одной иллюзии, и что религиозная нетерпимость по меньшей мере неразумна.
Что касается мужей для дочерей, то он считал, что все устроится в свое время. Где они будут счастливее, чем на острове? Он был уверен, что их детство и юность на Сент-Альбане навсегда останутся для них драгоценным даром.
Решение Элис гораздо серьезнее ранило леди Гарриэтту. Но как всегда и во всем, она полностью положилась на мужа и приняла его сторону. Таким образом, нарушение общего мира на острове ограничилось одним воскресеньем.
Дни с четверга до понедельника тянулись для Гризельды бесконечно долго, и каждый последующий из них казался ей более длинным и более мрачным, чем предыдущие. Ей не удавалось найти убежище в тумане неопределенной печали, охватившей ее после болезни, и она чувствовала себя обиженным ребенком, который плачет и не может остановиться. Теперь в ней как будто родилось и постоянно изменялось что-то жгучее, заставлявшее ее терять терпение. Поэтому, когда в понедельник к дому подъехала машина, она была полностью готова за полчаса до ее появления.
Погода в этот день была прекрасной, и Гризельда забралась на свое место рядом с шофером, улыбающаяся, легкая и счастливая, чудесным образом освободившаяся от тревог, радующаяся окончанию затянувшегося ожидания и возможности снова обрести мир звуков, солнца и запаха бензина, мир, не требующий вопросов и объяснений. Шаун направился обычным маршрутом к озерам среди холмов и долин, укутанных в зеленый бархат, на котором пылали кусты дрока, усеянные золотыми цветами.