— Буква «М», — сказала Гризельда. — Но это первая буква имени Маав и слова «море».
— Да, конечно. Послушай, тебя действительно интересует эта проблема?.. Когда Элен выйдет замуж. — сэр Джон вздохнул. — Может быть, ты захочешь работать со мной?
— Ах, нет, нет! — со смехом ответила Гризельда.
Она поцеловала отца и быстро ушла. Она уже слышала приближающийся шум автомобильного мотора.
Сегодня Шаун повез ее непривычным маршрутом, по дороге, которую они до сих пор никогда не выбирали. Они удалялись от побережья по достаточно широкой дороге, по которой можно было ехать довольно быстро.
Обогнув два озера, дорога вошла в осиновую рощу и почти сразу пропала. Когда Шаун заглушил мотор, птицы, замолчавшие отнюдь не от испуга, а из любопытства, снова принялись болтать. Старый, потрепанный жизнью дрозд посмотрел на автомобиль сначала одним глазом, потом другим и восхищенно присвистнул. Коричневая пташка с зелеными крыльями и красной грудкой отозвалась: «Чирик! Чирик!» — и задергала хвостиком. Потом повторила чириканье, означавшее: «Мне не нравится, как пахнет эта птица с круглыми лапами». Потом чирикнула в третий раз: «Интересно, что ест эта птица?» — «Гвозди», — сердито буркнул дрозд. Действительно, правое колесо поймало гвоздь, отличный гвоздь с квадратной шляпкой, которым крепится подкова к лошадиному копыту. Запертая в шине душа медленно вернулась в родную атмосферу, тогда как Шаун, взяв Гризельду за руку, повел ее по покрытой густым мхом тропинке, петлявшей между невысоких кустов, ласково касавшихся листвой ее лица.
Они вышли к ручью, более широкому, чем положено быть ручьям, но еще не достойному называться речкой. Кристально чистая вода медленно струилась по светлому песчаному дну, по которому была разбросана небольшая галька. Извилистое русло ручья дугой охватывало небольшую поляну. Из покрывавшей ее невысокой травы выглядывали маргаритки. Траву усеивали листья осины бледно-зеленого, желтого и рыжего цвета, без видимой причины опавшие задолго до осени. Возможно, они считали, что лучше выглядят не на дереве, а на траве, рядом с маргаритками. На противоположном берегу ручья росли три ивы, склонившиеся над водой. Самая старая из них с бугристым, покрытым большими наростами кривым стволом, почти на всю высоту была рассечена большим дуплом. Но листва на старушке выглядела так же жизнерадостно, как и на ее более юных соседках.
Этот пятачок цветущей свежей зелени, усыпанный разноцветной листвой и окруженный с трех сторон водой, убаюкиваемый бормотанием ветра и птиц, открытый только к небу, такому близкому и знакомому, был создан для радости, так как был способен окружить радость заботой, защитить и дать ей стать безграничной. Шаун обнаружил это место совсем недавно, но не ступил на него, потому что это было не то место, куда можно прийти одному.
Он отодвинул последнюю ветку и осторожно подтолкнул вперед Гризельду. Зимородок, устроившийся на наросте старой ивы, охотился за рыбешкой, охотившейся за мухой. Он пулей вонзился в воду, но промахнулся и тут же взвился из воды с разочарованным видом. Солнечный луч, перебегавший с одной маргаритки на другую, превратился в жемчужной капле воды, висевшей на травинке, в радужное многоцветье, рождая краски, которых не видели еще ничьи глаза.
— Ах! — воскликнула Гризельда. — Наверное, это убежище Вивианы и Мерлина!
Она сбросила сапожки и принялась кружиться в танце на траве. Под ногами она с наслаждением ощущала каждую влажную и прохладную травинку.
— Как здесь замечательно!
С благодарной улыбкой она вернулась к Шауну, радостно наблюдавшему за ней. Прижавшись к нему, она поцеловала его и слегка отодвинулась, чтобы взглянуть ему в глаза. Потом на ее лице появилась недовольная гримаска.
— Сними каскетку! Немедленно!
Она погрузила пальцы в его волосы и взъерошила их. Они казались ей такими же мягкими и свежими, как трава под ногами. И, как трава, они передавали ей бесценный поток жизни. Ее пальцы невольно сжались, и у нее на мгновение появилось желание укусить его. Удержавшись, она принялась расстегивать его серую куртку.