– Я отзываю заявление об уходе, – быстро ответила Вивьен.
– Так можно?
– Да. Да, думаю, что можно. – Она встала и вышла из кабинета до того, как он успел вставить хоть слово. Она практически столкнулась с Грейс, с опозданием летящей с улицы все еще в пальто и шляпе. Вивьен подняла глаза на Грейс, когда они разошлись в коридоре, зная, что Алеку все слышно через открытую дверь, и прошла прямо в зал магазина, излить накопленное ожидание столам и полкам.
Она почти сразу же направилась к шкафу, помеченному буквой «О», и достала двухтомник «Маленьких женщин» и толстую антологию о Джейн Остен, которые стояли, на удивление забытые, на нижней полке. Перво-наперво она соберет стол классических писательниц, который всегда хотела сделать. Энн Бронте займет принадлежащее ей по праву место рядом с сестрами, Кэтрин Мэнсфилд присоединится к своей давней подруге по переписке Вирджинии Вулф, а Элизабет Гаскелл выйдет из викторианской тени Диккенса, Теккерея и Троллопа.
Стук в дверь вывел Вивьен из задумчивости. Она кинула взгляд на свои «Картье», подарок от покойного жениха, – «Танк», одну из первых моделей часов, созданных французским дизайнером. Грейс спросила однажды, не являются ли часы с бриллиантами из 18-каратного золота слишком болезненным напоминанием, особенно учитывая, что в основе их дизайна – танки с полей сражений предыдущей войны. Но Вивьен нравился острый эмоциональный укол каждый раз, когда она видела часы и была вынуждена вспоминать. Это странным образом заставляло ее чувствовать себя живой, когда мало что другое помогало.
На часах было ровно 9:30 – время открываться. Все еще держа в руках антологию Остен, Вивьен прошла в маленький вестибюль, который предварял вход в магазин. Она кратко поприветствовала первого мужчину в очереди, затем вернулась к кассе, где в ожидании стояла Грейс.
– Ты не уволилась? – спросила она приглушенным тоном.
Вивьен покачала головой и кинула взгляд в коридор.
– Тиран все тебе рассказал?
Грейс кивнула.
– Бедный мистер Даттон, наверное, задержался вчера на многие часы, чтобы все записать.
– Я уверена, что у него в ящике давно лежал готовый черновик. На всякий случай.
– Значит, ты теперь главная. – Грейс опустила глаза на книгу Остен, игриво прижатую Вивьен к груди. – Не опьяней от власти.
Они улыбнулись друг другу, и Грейс кратко, дружелюбно похлопала Вивьен по плечу, прежде чем вернуться к своему столу.
Прошел час. За этот час – в кои-то веки – Алека МакДоноу нигде не было видно. Вивьен могла бы заплакать от свободы. Она стояла там и мысленно составляла списки всех писательниц, которых теперь будет продавать: Гертруду Стайн и других постмодернисток, американских реалисток, включая Сару Орн Джуитт, вышедших из моды викторианских романисток вроде Мэри Элизабет Брэддон и Эллен Вуд.
– Мисс?
Вивьен подняла глаза, услышав американский акцент. Перед ней стояла юная девушка в очках в толстой оправе и с беретом на голове.
– Могу ли я вам чем-то помочь?
– Уверена, что нет, но вдруг у вас есть «Эпоха невинности» Эдит Уортон?
– Нет, боюсь, нет.
– Она получила Пулитцеровскую премию.
– Да, я знаю. Мне ужасно жаль.
Девушка понимающе улыбнулась и вернулась к дальнему ряду Отдела художественной литературы. Вивьен проследила, как она изучает полки, отмеченные «У», зная, что найдет она там в лучшем случае Вирджинию Вулф, единственную женщину, которой, по мнению сотрудников-мужчин, позволено было занимать драгоценное место на полках.
Вивьен потеряла счет случаям, когда молодые студентки и сотрудницы ближайших университетов и музеев заходили в магазин в поисках конкретных писательниц, только чтобы столкнуться с неожиданным провалом. На полках всегда можно было найти только Агату Кристи, Нэнси Митфорд и Дафну Дюморье, в основном потому, что они продолжали писать и продаваться и их было сложнее игнорировать.
«Сложно игнорировать» – казалось, вот лучшее, что можно было бы ожидать от магазина, когда дело доходило до писательниц. Вивьен всегда хотела это изменить. И теперь вдруг у нее появилась возможность. Если на что-то можно было полагаться в «Книгах Блумсбери», так это на иерархию. Мистер Даттон все запечатлел на бумаге и тем самым высвободил амбиции Вивьен, дабы обезопасить свои. Более того, исполняя обязанности главного управляющего, Алек мог лишь до определенной степени давить на решения Вивьен: она могла использовать в качестве оружия его собственные достижения как главы отдела.
Вивьен вдруг почувствовала не только свободу – смелость. Она могла взять структуру и ограничения, пятьдесят одно правило в рамке, многочисленные страницы записей, с которыми Алек уже с готовностью управлял, и повернуть их себе на пользу. Она задумалась, понимали ли мужчины в полной мере, что натворили, стремясь возвысить Алека.