– Возможно, думает, что ты красивая.
В глубине души отмечаю ее объяснение как слишком простое и оптимистичное, чтобы унять мое беспокойство.
– Она встречается с женщинами, – добавляет Марин. – И только с женщинами. В любом случае, это беда. – Она снова сливается с толпой.
Смотрю ей вслед и вижу, что ко мне пробирается муж.
– Ты как, в порядке? – спрашивает он, оказываясь рядом. Я задыхаюсь от знакомого запаха, врывающегося в легкие, того самого чувственного, с ароматом дерева, одеколона, что доставлял мне удовольствие, потому что напоминал о доме.
Улыбаясь, я быстро киваю, потому что теперь мне гораздо лучше, чем пять минут назад.
– Само собой. А ты?
– Конечно.
Муж внимательно меня изучает.
– Если чувствуешь себя неважно, только скажи, – говорит он. – Мы сразу уедем.
– Не говори ерунды. Это твой вечер. И я в полном порядке, – не вполне искренне уверяю я.
Лицо у Бранта сияет, хотя лишь только вполовину той мощности, что он включал для Клары. По крайней мере, теперь я знаю, что он – не ее тип.
– Согласен, вечер прекрасный, и мы ждали его очень долго, – говорит он, – но я не перестаю удивляться тому, что самый изысканный объект стоит прямо передо мной.
Он наклонятся, и его губы касаются моих, а пальцы легко скользят по щеке.
– Ты не просто моя муза, – добавляет он. – Ты мое все. Без тебя ничего этого не было бы.
Год назад я бы поверила ему, как верила всегда.
Не знаю, смогу ли верить ему снова после того, как нашла в прошлом месяце в его комоде фотографию маленькой светловолосой девочки с глазами Бранта – цвета морской волны. Снимок был спрятан в кожаной обложке органайзера.
Брант снова целует меня, кончиками пальцев проводит по моей руке и пожимает ладонь.
– Только что прибыл Моффатт, и его карманы выглядят тяжеловато. Наверное, стоит поздороваться…
Он улыбается мне, ожидая понимающей усмешки. Принужденно улыбаюсь, и сердце мое сжимается.
Кивая, он предлагает мне согнутую в локте руку.
– Идем со мной. Я вас познакомлю.
Бóльшую часть взрослой жизни я провела, следуя за этим мужчиной по базарам Марокко, скалам Греции, древним руинам майя и райским уголкам Амазонки. Я покидала Манхэттен – единственный дом, который знала, – потому что он просил. А потом в его родной дыре, в глуши Стиллуотер-Хиллз в штате Нью-Йорк, создала наш собственный островок семейного уюта. Я не обращала внимания на грызущую тоску по дому, никогда не оставлявшую меня. Каждый вечер готовила его любимые блюда и научилась разделять его предпочтения в джазе. Когда я чувствовала, что ему требуется разрядка, то занималась с ним любовью, даже если была не в настроении. Когда засиживался по ночам, носила ему кофе, а если слишком долго горбился за компьютером, с головой уйдя в редактирование, разминала плечи.
Чего я так и не сумела ему дать, так это полноценной семьи.
Меня убивает мысль, что это могла сделать другая женщина.
Держа его под руку и скрывая собственные тревоги, чувствую себя мошенницей, а он представляет меня магнату по торговле недвижимостью Роберту Моффатту и его потрясающе красивой молодой супруге, светской львице Темпль Ротшильд-Моффатт. Третий триместр беременности нисколько не мешает ей демонстрировать платье от Версаче и туфельки на шпильках высотой в шесть дюймов.
Брант с Робертом негромко беседуют; Темпль извиняется передо мной и отходит, и я снова осматриваю зал, останавливая взгляд на каждом смазливом личике.
Тонкая, как сигарета, блондинка в накидке из искусственного меха.
Педантичная брюнетка с ярко-красными губами и в очках с прозрачной оправой.
Светская львица с сиреневыми волосами, украдкой бросающая взоры на моего супруга.
Любая из них может оказаться ею.
А может, и нет.
Наверняка мне известно только одно: все мои мысли направлены на поиски ответа, кто же она.
Ладонь Бранта соскальзывает на мою талию. Он привлекает меня к себе. Зал кружится, дыхание становится прерывистым, лоб пощипывает от пота.
– Извините, – говорю я, вмешиваясь в их разговор и показывая, что мне нужно выйти. Раньше у меня не случалось истерик, но сейчас я уверена, что вплотную приблизилась к первой.
Середина декабря, и тротуары припорошены мелкой снежной крупой. Немногочисленные местные магазины по вечерам закрываются, но в их окнах горят предпраздничные огни, а на стеклянных дверях висят венки из падуба. Раньше эти вещи согревали мне душу, стоило их только увидеть.
Теперь я ничего не чувствую.
Хватая ртом воздух, закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на ощущении проникающей в легкие прохладной свежести, а потом начинаю обратный отсчет от десяти и говорю себе, что когда дойду до одного, то буду в полном порядке… по крайней мере, хоть ненадолго.