Наконец новобрачным приходит время удаляться в спальни. Отец шепчет мне:
— Ты знаешь, что делать. Потерпи немного, и все будет позади.
Мы с Сэмом идем в нашу комнату. Кажется, он напряжен еще больше, чем я. Сгорбившись, он сидит на краю постели и рассматривает свои руки. Сколько раз я воображала нашу с З. Ч. свадьбу и нашу первую ночь! Теперь же я вспоминаю мамины слова и наконец-то понимаю, почему она так скупо говорила с нами о постельных делах. «Делаешь это и забываешь», — часто повторяла она.
Не дожидаясь, пока Сэм подойдет ко мне, обнимет или поможет мне расслабиться, целуя в шею, я расстегиваю галуны на воротнике и под мышкой. Сэм поднимает взгляд и наблюдает, как я расстегиваю все тридцать галунов на правом боку. Выскользнув из платья, я неловко поворачиваюсь. Несмотря на жару, меня бьет озноб. До этого момента мне хватало храбрости, но что делать дальше, я не знаю. Сэм встает, и я закусываю губу.
Все очень неловко. Сэм, похоже, боится ко мне прикасаться, но мы делаем то, чего от нас ждут. Вспышка боли, и все позади. На мгновение Сэм замирает надо мной, опираясь на локти, и смотрит мне в лицо. Чтобы не встречаться с ним взглядом, я смотрю на плетеную тесьму, которой подвязаны занавески. Я так стремилась к тому, чтобы все это поскорее прошло, что забыла задернуть шторы. Значит ли это, что я бесстыдница, или мне уже просто все равно?
Сэм слезает с меня и откатывается на свою сторону постели. Я не шевелюсь. Мне не хочется разговаривать, но и заснуть я не могу. Возможно, одна-единственная ночь никак не повлияет на все те ночи, которые я когда-нибудь буду проводить со своим настоящим мужем, кто бы он ни был. Но как там Мэй?
Я поднимаюсь затемно, принимаю ванну и одеваюсь. Затем сажусь в кресло и наблюдаю за спящим Сэмом. Перед рассветом он вздрагивает и просыпается. Он оглядывается, явно не понимая, где находится, видит меня и моргает. Он не прикрыт одеялом, и в этом есть что-то непристойное. Я почти слышу его мысли: ему стыдно от того, что он здесь, и его охватывает паника при мысли, что он обнажен, а я сижу на расстоянии нескольких футов от него, и ему надо каким-то образом выбраться из постели и одеться. Как и прошлой ночью, я отворачиваюсь. Он вылезает из постели и торопливо бежит в ванную. Хлопает дверь, и я слышу, как начинает течь вода.
Когда мы спускаемся в столовую, Верн и Мэй уже сидят там вместе со Старым Лу. Белая, отливающая зеленью кожа Мэй напоминает алебастр. Мальчик нервно мнет скатерть. Когда мы садимся, он не поднимает взгляда, и я вдруг осознаю, что еще ни разу не слышала его голоса.
— Я уже все заказал, — говорит нам Старый Лу и поворачивается к официанту: — Не заставляйте нас ждать.
Мы потягиваем чай. Никто не заговаривает о пейзаже за окнами, о том, как обставлен отель или какие достопримечательности стоит осмотреть приехавшим из Америки.
Старый Лу щелкает пальцами. Подходит официант, мой свекор — как странно называть его так — жестом просит его наклониться и что-то ему шепчет. Официант выпрямляется, сжимает губы и выходит из комнаты. Через несколько минут он возвращается с двумя служанками, каждая из которых несет с собой по свертку ткани.
Старый Лу подзывает одну из них и забирает у нее сверток. Пока он перебирает ткань, я с ужасом понимаю, что у него в руках простыня с одной из наших кроватей. Сидящие за соседними столиками с умеренным интересом наблюдают за нами. Большинство иностранцев не улавливают сути происходящего, но одна из пар все понимает и выглядит смущенной. Присутствующие китайцы — как клиенты, так и прислуга — смотрят на нас с изумлением.
Найдя на ткани пятно крови, Старый Лу спрашивает служанку:
— Из какой это комнаты?
— Триста седьмой, — отвечает девушка.
Старый Лу смотрит на своих сыновей:
— Чья это комната?
— Моя, — отвечает Сэм. Его отец роняет простыню, тянется за следующей и продолжает свои омерзительные изыскания. Мэй наблюдает за этим, приоткрыв рот. Он продолжает перебирать простыню. Люди вокруг наблюдают за нами. Я чувствую руку Сэма на своем колене. Когда Старый Лу не находит на простыне пятна, Мэй сгибается, и ее рвет прямо на стол.
На этом завтрак заканчивается. Заказывают машину, и через несколько минут мы с Мэй и Старым Лу едем в дом наших родителей. Нас не поздравляют, не угощают чаем. Нас ожидают лишь взаимные упреки. Когда Старый Лу обращается к отцу, я обнимаю Мэй за талию.