Во внутреннем кармане Александра Борисовича запиликал радиотелефон. Он достал «Моторолу»:
—Да, вези. Очень хорошо. Премиальные повышаю вчетверо. Да, к старушке маме.
Не торопясь убрал радиотелефон:
—Успокойтесь, Анна Семеновна! Нашелся ваш сын! Через десять минут будет!
Лена бросилась к Аль-Борисычу, когда тот, сообщив «радостную» весть Анне Семеновне, задумчиво посмотрел на нее:
—Что ж... теперь дело можно будет закончить без шума. Точнее, можно было б, не оскорби ты меня так, Леночка. Так что программа не меняется! Раздевайте, ребята...
Потные руки еще не успели схватить Лену, как она сделала еще один шаг к «папику» и с придыханием произнесла:
—А разве тебе, Аль, не хочется снять мои трусики самому?
Он сделал невольное, неосознанное движение навстречу. «Мараться-то!» — уже хотел было бросить он презрительно, но оцепенел, когда почувствовал, как в живот ему уперлась сумочка из тонкой змеиной кожи. В ней явно был револьвер! И дуло этого револьвера вдавилось ему в диафрагму. Захотел отшатнуться — не вышло: левая рука Елены уже обвила его шею, словно изящная анаконда.
—Аль, миленький, скажи им, что ты сам хочешь со мной развлечься и чтоб они шли куда подальше, — услышал он шепот.
Какого черта он дарил этой длинноногой сучке револьвер! Александр Борисович лучше, чем Лена, представлял себе опасность этой маленькой игрушки. Даже если метров с пяти, в лицо или в живот, — человек не скоро выйдет из больницы. А тут — в упор!
Александр Борисович не любил испытывать боль.
—Пожалуй, я на прощанье сам разберусь с ней...— сказал он своим парням.
—Пусть выйдут на лестницу...— тот же жаркий шепот, — или...
—Погуляйте на лесенке, покурите. — Он облизнул губы, пересохшие от напряжения и страха.
Его люди расценили это движение по-своему: шеф облизывается в предвкушении интересного «разбирательства» с этой штучкой и, понятно, не хочет при подчиненных. Ничего, потом она все равно им достанется!
Они вышли.
—А теперь, «папик», — Лена все так же давила стволом револьвера куда-то в район солнечного сплетения Аль-Борисыча, — мы так вот, в обнимку, и подождем Колю. И, может быть, ты захочешь обменять наши жизни на свое здоровье.
Что он мог ответить? Последовавшие десять минут тянулись невыносимо долго для них обоих. Лене очень хотелось пойти взглянуть, как там Анна Семеновна, но она понимала, что пока это невозможно, а Александр Борисович очень боялся, как бы она не нажала на курок. Говорить было не о чем... Тишина оказалась нарушенной только один раз, когда голос Анны Семеновны позвал:
—Александр Борисович? Это Лена приходила? Лена? — Это прозвучало настолько беспомощно, что Елена не смогла не откликнуться:
—Александр Борисович отлучился, потерпите немного, Анна Семеновна, я скоро.
И вновь тишина.
Внезапно они расслышали, как кто-то поворачивает в замке ключ. Скрежет показался Лене зловещим:
—Откуда у всей твоей банды ключи от этой квартиры, «папик»? Быстро!
—Дура... — слабо улыбнулся тот, — ты же приметная девочка, ларечники тебя засекли, я подумал, что неспроста ты в этом районе ошиваешься. Ну и расставил людей по периметру. Вчера они тебя засекли, определили квартиру, тип замка. А зная тип замка, так просто подобрать отмычки.
В комнате появился Николай, подталкиваемый сзади белокурым гигантом.
—Здравствуй, Мишенька, — приветствовала его Лена, как в лучшие дни их знакомства, — и до свиданья. Оставь Колю — и быстренько на лестницу, к твоим подчиненным!
—Что это значит, шеф? — бесстрастно глядя на обнимающуюся парочку, спросил гигант.
—Эта сучка приставила мне дробовичок к брюху, вот что это значит, — неожиданно подпустил петуха Александр Борисович, — сделай что-нибудь, только быстро, пока она не шмальнула!
—Я считаю до трех! — Лена попыталась придать своему голосу бесстрастность, но он все же предательски вздрогнул.
—Что ж, это многое усложняет, как, Кудрявцев? — неожиданно обратился Миша к Николаю.
—Ты что, и вправду выстрелишь? — с неподдельным интересом спросил тот у Елены.
—Еще бы.
—Ну вот, — теперь Николай смотрел на Михаила, — сейчас я предоставлю тебе одну из тех гарантий, о которых мы говорили...
—Игра твоя, Кудрявцев! — с любопытством взглянув на Николая, вдруг согласился Миша, по-прежнему спокойный и неподвижный.
—Идиот! Делай же что-нибудь!