Лена, внутренне дрожа, начала свой отсчет:
—Да, Мишенька, делай, делай ноги: раз... два...
—И тут последовало нечто, безмерно удивившее как Елену, так и Александра Борисовича: Миша остался стоять, а Коля сделал несколько шагов вперед и неожиданно попросил:
—Иди к маме в комнату, Лена, пожалуйста, мы у тусовки на лестнице узнали, что с ней обращались достойно, Александр Борисович даже чаем напоил. Теперь ты ее успокой, дай лекарства...
—Коля! Но ведь этот скот такое...
—Догадываюсь, — мягко перебил ее Николай, — но очень прошу, если ты меня любишь, не стреляй сейчас, иди к маме.
—Если люблю?! — Сильная девочка Леночка по-детски всхлипнула. — Идиотина! Да именно из-за того, что люблю... я...
Уже неприкрыто рыдая, она бросилась в комнату Анны Семеновны.
—Мне кажется, в таком состоянии твоя подружка не шибко-то успокоит больную, — подметил Миша.
—Ну, Кудрявцев, теперь-то мы с тобой и поговорим, — после облегченного вздоха прошипел начавший приходить в себя Александр Борисович. — Миша! Зови парней!
Но Миша, словно задавшись целью убить своего шефа неожиданными признаниями, неторопливо подошел к ближайшему стулу, сел и, бросив отрывистое «садись, Кудрявцев!», перевел свои стеклянные глаза на самого Александра Борисовича:
—Мы вошли так, потому что не знали, что здесь на самом деле творится. Но вы правы, Александр Борисович, сейчас нам необходимо поговорить.
—Я тебя не понимаю, Миша! Что такое? Бунт на корабле? — Александр Борисович нервно поправил прическу. Кажется, начинали сбываться кошмары, мучившие его ночами.
Хотя чего уж там, он всегда понимал, что человек, занимающийся подобным бизнесом, как и политик, всегда будет стараться спихнуть того, кто выше, и опасаться нижестоящих. Такова уж природа людей — они не любят, когда ходят по их головам, но каждому приятно пройтись по волосатой мостовой.
—Не бунт. Рациональное решение вопроса. Мне тут Кудрявцев подкинул одну дельную мысль: зачем нам лишний труд? Этот деляга ни мне, ни организации не мешает. Он мешает только вам. Дойных коров резать глупо.
—Эту мысль тебе тоже Кудрявцев подкинул?
—Нет. — Михаил был по-прежнему невозмутим. — Он только грамотно сформулировал вопрос. Ответ я нашел сам. И вообще вы потеряли способность рационально мыслить. Возраст, Александр Борисович!
—А ты так и не научился ясно выражаться. Поясни, — прищурился Александр Борисович.
Он изо всех сил старался оставаться спокойным под Мишиным взглядом, но ему казалось, что он сам внутри стал таким же стеклянным, как эти страшные глаза.
—Каждый человек должен быть на своем месте. Какой из Коли киллер? Он принесет больше пользы, если будет учить других так же грамотно пользоваться своим телом, как умеет сам... Теперь ясно?
—Я-а-сно...— протянул Борисыч.— Но по законам жанра все-таки должен быть один труп. Мой?
Миша как-то странно взглянул на Николая, и Александр Борисович впервые увидел его улыбку. Странно: это была улыбка нормального человека.
—Ну зачем же труп! Сейчас это уже не так модно. Опять мыслите категориями прошлого, Александр Борисович. Вы не припомните, как теперь называют ваших коллег — Троицкого, Платунова, Вальчука, Земцовского и других? Тех, что вполне безбедно доживают свой век за бугром, на курортах.
—Как?
—Нет, пора-таки вам на отдых, — вздохнул Миша. — Такого слова не знаете! Пенсионеры они! Я выделю вам маленький денежный пай из общих денег, а все свое личное можете забрать. Мне чужого не нужно.
—Облагодетельствовал! — У Александра Борисовича явно не оставалось выбора. Вся боевая мощь организации замыкалась на Мише. — А если я не соглашусь?
—Не изображайте маразматика! Все равно все ваши дела веду я.
Борисыч картинно откинулся в кресле и развел руками, молча признавая свое поражение.
Все было чинно, красиво и благопристойно — смена поколений, смена власти, все безболезненно. Но под конец Миша таки сыпанул перца в кисель:
—Николай Кудрявцев по моему распоряжению проследит за вашими сборами и отъездом. Проводит вас, — бросил он в спину уходящего Аль-Борисыча. — Ребят-то с лестницы я отправил по домам. Неприлично вам без эскорта...
Лена не чувствовала, как идет время. Чисто автоматически она дала Анне Семеновне лекарства и подправила подушки, тщательно пряча от нее заплаканное лицо и усилием воли сдерживая рыдания.
«Терпи. Ты же сильная девочка, Леночка! Николай жив. Теперь все просто обязано кончиться хорошо. Господи...» — Лена зажмурилась и, запинаясь, начала шептать: — Отче наш, сущий на небесах...
До нее доносились только приглушенные голоса Аль-Борисыча и Миши.