На «завершающие штрихи» ушла пара-другая недель: Олег приходил домой вместе с Леной, раз от раза становясь все более печальным, несмотря на то что его «новая подружка» покорила сердца Голубиновых-старших, а затем в один из действительно прекрасных дней заявился с Наташей, сияя от восторга, и твердо сказал родителям:
—Все. Я порвал с Еленой. Красивая, конечно, но плохо мне с ней, поймите! А с Наташей мы любим друг друга, мы в этом уверены!
—Во, мать, это уже не слюнтяй твой говорит — это мужик! — крякнул Голубинов-старший.
А Марии Александровне оставалось только в очередной раз поджать губы и, приняв от Наташи скромный букет, сказать:
—Что ж... Рада, милоч... Наташа,— это далось ей с трудом. — Я рада, что мой сын счастлив с вами. Вы, я слышала, снимаете квартиру? Можете с Олегом пожить у нас.
—Я вам очень благодарна, Мария Александровна, но пока что еще поживу у себя, — сказала Ната, краснея (опять-таки советы Лены или, как уже шутили между собой подруги, «Ленины заветы»), — у меня там все оплачено вперед. Но я буду часто к вам заходить, помогать. Олег вчера познакомил меня со своей бабушкой, — еще один удар! — и если вы не против, я и к ней буду иногда заезжать, ухаживать.
Что можно было ответить? Мария Александровна согласилась, а Голубинов-старший только одобрительно крякнул, взглянув на сына.
И дни опять суетливо побежали вперед, почти не замечая девушек. Коля перестал появляться вовсе, и Елена вдруг почувствовала, что ею овладело какое-то странное чувство, словно она выпила коктейль апатии пополам с тревогой. Чего-чего, но безразличия она в себе раньше не наблюдала. А тревога... Похоже, что Кольку все же втянули во что-то грязное. Лена стала чаще выходить с Аль-Борисычем в свет, но с единственной целью — хоть что-то узнать о Николае. Порой она даже ночевала у «папика», но ценность собранной ею информации оставалась равной нулю. Лена стала чаще манкировать «Золотой Рыбкой», уже без прежнего блеска и остроумия парировала шутки и подколочки заводских грузчиков, перевозивших в ее лифте огромные тележки с какой-то арматурой.
Вообще в их комнату свободно можно было теперь подселять новых жиличек, потому что Ната сразу после завода бежала в техникум, оттуда — к Олегу, и нередко они бродили чуть ли не всю ночь по осеннему мрачному городу.
Арина, вбежавшая как-то с восторженным воплем: «Дура ты, Ленка, что не была сегодня в „Рыбке"! Серж с Димой записывали всех желающих ехать на Ямайку! Решено! Через месяц!» В ответ Лена только пожала плечами («Афера все это, Ариша, предупреждала же!») и вовсе перестала появляться в общаге. Девушки встречали ее только на заводе. Теперь у Арины на работе не только слипались глаза, часто с утра от нее исходил характерный запашок «ночных съемок».
—В настоящем фильме играю, Лена, главную роль, не то что ты — второго плана! — как-то похвасталась она осипшим голосом.
Дело было в обеденный перерыв, и Лена в ответ только апатично пожала плечами: «Мне о Ямайке Робертино Лоретта споет...» Зато ночью, когда они с Натой уже погасили свет, ее вдруг прорвало:
—Знаю я, что это за ночные съемки! Вот-вот до чертиков допьется, а туда же, главная роль! Спасать надо девку!
—Ну зачем ты так, — попробовала вступиться робкая Наташа.
—Затем, что ты ее не видела в середине лета, когда она еще только, с позволения сказать, акклиматизировалась! День и ночь! Все равно как в той сказке — за одно мгновение постареть и обтрепаться на всю жизнь! Но как прикажешь спасать человека, который сам лезет в петлю! Из петли вынешь — утопится!
—Но ведь можно отговорить ее от поездки...
—А ты попробуй! — зло рассмеялась Лена, потом уже мягче добавила: — Может, я еще раз попытаюсь. Или придумаю что-нибудь...
И Лена благословила темноту за то, что та не позволяла Наташе сейчас увидеть ее слез. Она чувствовала, как их горьковатые капли бесшумно крадутся к губам. Господи, тогда она была такой дурой, что в целях спасения Арины готова была подарить ей Кольку! А теперь он исчез! Появится — сможет ли она вновь спокойно наблюдать приставания этой, оказавшейся такой похот... такой не уважающей себя девушки к Николаю? Нет! Нет!
«Ч-черт, похоже, я все же слишком люблю его, но почему он сам не придет и не возьмет меня?! Почему?! Стоп! Ты начинаешь уподобляться этой тихой мышке Наташке. Как она тогда беззащитно прошептала: „Я не хочу его видеть" — хотя на самом деле ой как хотела! А потом — „пусть он сам, он сам..." Но Коля же не слизняк вроде ее Олежки! А ты — сильная девочка, Леночка! Ты все выдержишь. Но... Господи, что же мне-то делать?!»
—Наташа? — неожиданно окликнула она темноту.