Домой он вернулся в двенадцатом часу ночи и, стараясь не показать своей взволнованности под пытливым взором матери, сел с сестрой ужинать. Характерное покашливание отца доносилось из родительской спальни; отец занимался по вечерам, учась заочно в институте. Пелагея Михайловна ходила на цыпочках, говорила негромко, тарелки ставила двумя руками, чтобы не загреметь случайно, косилась на закрытую дверь. Муж не любил, когда ему мешали.
Коля жевал с отвращением, временами забываясь, над тарелкой сидел сгорбись, устремив в одну точку неподвижный взгляд.
— Коленька, здоров ли ты? — спросила Пелагея Михайловна, переглянувшись с дочерью.
Фрося мимикой и жестами показывала матери, что нужно ему поставить градусник.
— Я устал и хочу спать, — сказал Николай, вылезая, не доужинав, из-за стола, чтобы постелить себе постель.
Но мать, опережая его, принялась стелить сама.
«Вот всегда она такая! Ну чего всполошилась?» — недовольно подумал Коля, расшнуровывая штиблеты. Теперь лучше всего в его положении, он знал, предоставить себя опеке матери, иначе она все равно не успокоится.
Мать накрыла его одеялом и украдкой перекрестила. Коля поймал её руку; он хотел сказать ей, зачем она это делает, но, взглянув в расстроенное лицо матери, молча погладил ей ладонь.
Фрося, погасив верхний свет, села читать к настольной лампе. Коротенькие толстые косички её, заплетаемые по утрам матерью, смешно торчали на склоненной над книгой голове. Она, вероятно, читала очень интересную книгу, читала шепотом по школьной привычке, и Коля видел, как шевелились её губы.
«Кнопка, а на завод просится работать», — подумал он, стараясь не вспоминать о том, что час назад случилось с ним. Но стоило ему закрыть глаза, как вновь возникала Тамара с улыбающимся, ждущим поцелуя лицом, и Коля на всякий случай прижимал к подушке рот, чтобы не выдать свою боль криком. Он бродил по поселку до изнеможения, иззябнув весь, и думал, что, переступив порог дома сразу оставит за ним все ненужные ему, мучительные воспоминания о Тамаре. Но они пришли и, как враги, стояли у изголовья выжидая случая, чтобы наброситься на него.
Час спустя Пелагея Михайловна, услышав шелест убираемых мужем в портфель учебников, вошла к нему.
— Отец, Алексей Иванович, Коленька-то уж не заболел ли у нас. посмотри: стонет все, ворочается!
Ее полное доброе лицо выражало крайнюю озабоченность.
Алексей Иванович Субботин, невысокий коренастый мужчина со смугло-бурым цветом лица, что особенно подчеркивала седина волос, зная за женой слабость к преувеличениям там, где касалось здоровья детей, с недоверием посмотрел на неё своими живыми, умными, серыми глазами, продолжал укладывать книги. Ему, занятому человеку, не нравилось, что сын и дочь росли под присмотром матери, которая их баловала. Он рос не так в многодетной семье кузнеца: оно и понятно — не те времена. Но как бы эта «тепличная» атмосфера не испортила детей! И Алексей Иванович как мог старался вносить в воспитание сына «мужской элемент»: поощрял занятия спортом, по воскресным дням с малых лег брал мальчика с собой на охоту. Дочь же Фрося, к удивлению и радости отца, не нуждалась в таких мерах. Выносливая, сильная, она никогда не болела и характер имела самый независимый.
— Ну что там с ним? Наверно, немного простудился, — сказал он жене, проходя за нею в соседнюю комнату, которая служила детям спальней и столовой одновременно.
Коля, находясь в том мучительном состоянии раздвоенности, когда усталому телу так необходим сон, а мозг все бодрствует, воскрешая в тягучей последовательности одну картину за другой, услышав шаги и разговор родителей, притворился спящим.
Легкая теплая рука матери осторожно легла ему на лоб. Ее сменила другая, тяжелая шершавая рука отца, мастерового человека.
— Никакого жару, зря всполошилась. Ты бы побольше заботилась, мать, не о теле, а о его душе… — проговорил отец, отходя от постели, как будто догадываясь о переживаниях сына.
Глава 5
Когда кончилось собрание, Варя Жданова видела, как Шаров подошел к Никите Степановичу и о чем-то стал говорить с ним. Варя стояла поодаль и ничего не могла слышать из этого разговора, но по тому, как у неё вдруг жаркими толчками забилось сердце, она поняла, что говорят о ней. Лукьянов оглянулся и, встретившись глазами с девушкой, позвал её.
— Иди, иди, — значительно сказал Борис, подталкивая Варю в спину. — Вот тебе моя рука на счастье, а я на занятия спешу.