Смущенная общим вниманием, Варя вспыхнула румянцем и, шутливо нахмурившись, взглянула на Симу, но работы своей не оставила. С подвернутыми по локоть рукавами, она старательно раскатывала тесто для пельменей. Высокая, стройная, с нежным лицом, обрамленным светлыми с золотым отливом слегка кудрявившимися волосами, Варя была хороша собой. Все смотрели на неё, словно видели её впервые, и торжествующая Сима прочитала в глазах подружек: «Глядите-ка, а ведь и верно!»
— Комова одевается по моде, ни на шаг не отстаёт, — сказал кто-то из девушек.
— Ну, это никому не запрещается, — перебила её Сима, почувствовав себя задетой.
Сима одевалась хотя и небрежно — вечно у неё что- нибудь свисало, лежало не так, — но за модой гналась. Над ней посмеивались, она отругивалась и не унывала.
Вскоре вкусные, дразнящие запахи распространились по всему дому и вызвали целый поток желающих помочь стряпухам, но повезло одному Толе Волкову; его поставили к мясорубке, одолженной на этот случай в семейном доме. Буйные кудри Толи подобрали под желтый платок, а брюки завесили кружевным передником. Теперь, с долговязым «шеф-поваром», возвышающимся над девушками на целую голову, ни на минуту не замолкали смех и шутки. А помощников все прибывало, так что пришлось отрядить в коридор на вахту Симу Кулакову.
— Я миндальничать не стану! — грозно пообещала она.
— Симок, ты все-таки поосторожней с кавалерами, — смеясь, просили её девушки, — танцевать не с кем будет…
К четырем часам все было готово: кровати превращены в диваны, стол «накрыт на тридцать персон», как объявила Сима.
Варя скрепя сердце переоделась в свое лучшеё платье и, уложив книги в портфель, спрятала его. Каждый выходной — одно и то же. Да и какой это бал? Ну, поедят, выпьют (хорошо еще, немного и только красного), потом неизменная игра в «фанты» и «почту», потом танцы до поздней ночи. Тамара вон собирается уезжать — должно быть, на свидание. Варя позавидовала ей, а девушки осудили Комову: «Раз складчина, так складчина! И Коля Субботин придет из-за неё».
Тамара, на особый манер припудривая свой коротенький, слегка вздернутый носик, чтобы он казался подлиннеё, высокомерно заметила:
— О, этот мальчик так влюблен в меня, что все простит, Не беспокойтесь.
Ей не ответили. Тамара оглянулась на девушек и, поймав Варин укоризненный взгляд, полушепотом, заискивающе проговорила:
— Я что-нибудь сказала не так, Варенька, да? Язык мой враг мой. Ну, не сердись на свою болтливую подружку, дан я тебя поцелую! И, поцеловав Варю напевая, продолжала одеваться.
Несколько позднеё, наблюдая за тем, как Субботин, худощавый, сутулящийся юноша, разговаривал с Комовой и подавал ей плащ, Варя с тайным удовольствием отметила про себя, что не так-то уж он влюблен в Тамару, если не просит её остаться. Он даже не поинтересовался, куда она едет. Варя не знала, чему это приписать: его выдержке или равнодушию? Она разделяла мнение многих девушек в цехе и в этой давней, но неровно сложившейся дружбе между Тамарой и Субботиным была на стороне Коли.
— Ты, рыжик, не скучай, веселись без меня здесь, — говорила Тамара Коле, взявшись за скобку двери. — Я скоро приеду, только сестру навещу, — пояснила она с затаенной улыбкой.
— Сестру с усами, — буркнул Толя Волков, обнимая Субботина за плечи и уводя его в комнату. — Ишь ты, «рыжик»!..
Коля вспыхнул и, как за якорь спасения, схватился за свои очки, которые принялся вдруг старательно протирать. Волков хотел добавить еще что-то, но только криво улыбнулся, как бы говоря: «Три не три, а давно уже слепым ходишь. Эх, Коля!..»
Симу за столом выбрали тамадой. И хотя тостов было лишь два, но она ухитрилась вместить в них столько разных пожеланий, что мужская половина запротестовала, объявив тосты несостоятельными из-за недостатка вина.
— Подумаешь, винохлебы! — передразнила недовольных гостей Сима и тут же пообещала, поднимаясь со стула — Не унывайте, тетеревята, мы вас угостим сейчас!..
Через минуту трио (Толя на гитаре, Сима с подружкой на балалайках) лихо и слаженно играло попурри из русских танцев.
«Ай да Сима! — думала Варя. — И когда только она научилась? Упрямая: решила и сделала!..»
— Вторым номером, товарищи, тот же Толя с той же гитарой, но под другим соусом… Гавайская гитара! — объявила Сима звонким, с «металлом», голосом заправского конферансье. — Попрошу освободить кончик стола.
«Кончик» освободили, и Толя, положив гитару на ребро, стал играть неаполитанский романс. Сима, держась за гриф, слегка трясла инструмент, и звук получался точь-в-точь похожий на звук гавайской гитары.