— Видела, — сказала Варя, не скрывая иронии. — Поздновато он у вас приходит из детсада, да и грязен очень…
— Юра, умойся, встань, — сказала Ирина, смутившись.
Мальчик не шелохнулся. Варю так и подмывало отчитать Ирину как следует.
— Ну где же такой детский сад? — спросила она. — Да он у вас просто беспризорничает.
— Значит, соседка уже успела насплетничать? — сказала Ирина. — Вредная такая!
— Не вредная, а со здравым рассудком, — поправила Варя, — И я вредная? Имейте в виду, я вам не дам покоя за Юрку, — предупредила она. — Вы ему все спускаете, жалеёте, а эта ваша неуместная жалость мальчонке может жизнь испортить. Сейчас в сад не захочет ходить, а там и в школу заленится. Неужели не понимаете?
Минуту спустя Варя шла, не различая дороги, мысленно все еще продолжая разговор с Ириной.
«И не окликнула меня и не остановила. Обиделась. А Юрка язык показал вдогонку. Самобытное воспитание, чего уж там…»
Проходя мимо большого дома, светящегося красными, зелеными, синими окнами, Варя с удовлетворением подумала, что в каждой квартире живет кто-нибудь из её знакомых.
«Вон зеленое окно контролера Анны Федоровны, а вон Коли-Субботина. Где-то тут живет и Лизочка Лаптева с матерью».
Вчера Варя говорила с ней о бригаде. Лизочка, маленькая, хорошенькая, с густыми ресницами, смотрела, не мигая, красивыми карими глазами и лишь слегка морщила свой точеный носик, когда Варя требовала прямого ответа. С охотой ли она идет к ней в бригаду и не побоится ли трудностей? Сима, на правах приятельницы, рекомендовала действовать именно так. Еще до разговора с ней Варя наблюдала Лизочку за работой, говорила с мастером на участке и осталась ею довольна.
Сима сидела дома одна и шила себе новую спецовку, чтобы обновить в Вариной бригаде, как она сказала. Тамары дома не было.
— Белочкин за ней на такси приезжал. С таким форсом укатила! — сообщила Сима.
На следующий день Варя работала в ночную смену. Ирину ей удалось увидеть мельком. Она шла между станками вялой походкой, в черном с белыми крапинками платочке, что придавало всему её облику скорбный, болезненный вид.
«Переживает», — подумала Варя, жалея Ирину и досадуя на неё одновременно.
Когда Варя ушла, Ирина, накинув на голову платок, выскочила за ней, чтобы догнать и вернуть девушку, но Вари уже нигде не было видно. В тяжелом раздумье Ирина поднялась к себе. Ей было больно от мысли, что
Варя ушла, не попрощавшись. Много перед девушкой дорог, не то что у неё: от завода до дома. Варя растревожила её, поманила новой жизнью.
«Конечно, ей легко и просто кажется все… Что она знает, почти девочка, что пережила?»— думала Ирина, вытирая одну и ту же тарелку.
Шлепая босыми ногами, покрытыми цыпками, прервав размышления матери, на кухню вышел заспанный, проголодавшийся Юрка и попросил есть. Но Ирина сегодня не сварила обеда. Мальчик разочарованно свист- нул.
— Шляются тут всякие! — проворчал он, рассчитывая угодить матери. Он видел, как Варя сердито разговаривала с нею.
Однако мать, вопреки его ожиданиям, закричала вдруг:
— Не смей, слышишь, не смей так говорить о Варе! Она права, она решительно во всем права! Ну посмотри на себя, на кого ты похож… И свистишь, как беспризорник. Почему в детсад не ходишь?
В голосе матери послышались слезы, и Юрка зашмыгал носом, готовясь плакать.
— Ты вот что, сынок. Я тебе нагрею воды и, пока варится картошка, изволь вымыться. Насчет твоей дальнейшей жизни посмотрим…
Ирина пошла было в комнату собрать Юрке белье и замешкалась у двери, будто впервые входила сюда. До чего же неуютно! Ни зеркала, ни фотографии на стенах, голое окно с картонкой в форточке вместо выбитого стекла, железная кровать на искривленных ножках под дешевым одеялом. А она не видела этого раньше — привыкла или попросту не замечала в своей безрадостной жизни. Но есть же в чемодане тканьевое одеяло и можно сшить на окно занавеску, обзавестись цветами. Да разве у неё так было раньше? А сейчас не лежат ни к чему руки…
Ирина долго не могла уснуть в эту ночь, вспоминая о муже, об их совместной, очень коротенькой и поэтому, наверно, очень счастливой жизни. Да, теперь Ирина думала именно так. И если она могла ошибаться в нем в свои восемнадцать лет, то сейчас, лет семь спустя, от того сочиненного ею и приукрашенного образа горячо любимого человека не осталось и следа… Но сердце упрямо замирало и вздрагивало всякий раз при виде чуть похожего на Павла человека, а потом долго не могло успокоиться. Ведь он живет здесь, где-то рядом с ней, в одном городе, и она случайно каждую минуту может встретить его в трамвае, на улице или в станции метро. Это казалось мучительно-неправдоподобным, угнетало Ирину, и она в первое время после окончания войны не раз задумывалась о том, как обезопасить себя от такой случайности. Уехать, но куда?.. А главное — можно ли уехать от самой себя? Она помнила все до мельчайшей подробности, будто только вчера, оговорившись, сказала ему «ты», смутилась, но не захотела поправиться: к чему — он же сказал ей о своей любви, ну а в её чувстве он может не сомневаться…