Они выпили по желанию хозяина на брудершафт, хотя давно уже говорили друг другу «ты», но это был предлог поцеловаться.
Не выпуская Тамару из объятий, Лева стал целовать её шею и в выбившиеся из прически душистые завитки волос.
— Ты останешься у меня сегодня? — горячо прошептал он, заглядывая Тамаре в глаза. — Останешься?
Слегка отстраняясь от него, Тамара молчала. Ей стоило немалых усилий, чтобы сдерживаться, не отвечать на его ласки.
Прижимая девушку к себе, Лева одной рукой налил еще вина себе в стакан, ей в рюмку, чокнулся и выпил. Тамара отодвинула свою рюмку. Она раздумывала.
— Ты странный человек, мой милый Левушка, — заговорила она, слегка прищуриваясь, толкнув его в плечо. — Мне, слава богу, двадцать второй, а не семнадцать. Остаться… Нашел дурочку! А потом что? Знаю, знаю, не хитри, — с усмешкой продолжала она, — небось приятелям хвалишься, влюблена, как кошка, бегает. Да, влюблена! Первая тебе признаюсь, — говорила она все тем же приподнятым тоном, заметив, как искорки удовлетворенного мужского тщеславия мелькнули в глазах Левы. — А ты не влюблен, иначе не предложил бы так просто остаться… Ах, с каким чувством я шла к тебе, если бы ты только знал!.. Но прощай! — Тамара поднялась со стула. — Прощай и пойми, — повторила она, — что я не могу портить свою жизнь из-за твоих прекрасных глаз. Я надеюсь кое-чего достичь в жизни! — надменно добавила она, поднимая голову. — И, между прочим, есть люди, которые готовы буквально носить меня на руках… К ним и пойду со своими чертежами, они за счастье сочтут помочь мне! А ты говоришь пошлости…
— Красавец Субботин?! — насмешливо спросил Белочкин.
— Да, и он, мужчине необязательно быть красивым,
— А что обязательно? Зарабатывать много? — в тон ей спросил Белочкин. — Ты и с Титовым, кажется, кокетничаешь?..
Тамара одевалась, не отвечая, нарочно не попадая в рукава: неужели не встанет, не подаст ей пальто? Значит, конец? К Субботину или к Титову, она понимала, с таким предложением идти нельзя: рискованно.
— Подожди, — хмуро сказал Белочкин, вырывая у неё пальто. — Какую же такую пошлость я сказал тебе?
«Не вышло бы чего!»— вдруг подумал он, вспомнив неудачную историю с письмом к Ждановой.
— Время позднеё, двенадцать уже, можешь не доехать до завода. Я и предложил… — оправдывался Лева. — Странно ты истолковала мою любезность!
Они стояли рядом на пороге комнаты, но избегали смотреть друг другу в лицо. Тамара лишь краем глаза видела румяную, чисто выбритую щеку Левы над голубым воротником рубашки. Щека была надута, и еле заметно дрожал в ней маленький мускул. Белочкин сердился.
Какую-то долю секунды Тамара боролась с желанием прижаться головой к его щеке. Неужели вот так, не примирившись, уйти от него? А что будет завтра, не станет ли она раскаиваться в своем уходе? Как хорошо все пошло сначала, и вот срывается…
Тамара в упор, словно примериваясь, сможет или не может обойтись без него, посмотрел на Белочкина. Он выжидающе молчал, не отвечая на её взгляд. А ей так нужно было, пусть не извинений, еще несколько оправдывающих слов к той скупой фразе, чтобы хоть сделать вид, что поверила ему!..
— Если я ошиблась, извини, — сказала Тамара, заискивающе, — а доехать я успею. Она взглянула на свои ручные часы. — Надеюсь, ты проводишь меня, Лева?
Она пошла было к вешалке, чтобы взять свое пальто, но он схватил её и грубо притянул к себе.
«Сама пришла, не отпускать же теперь. Дураком назовут…»— мелькнуло у него в голове.
— Левка, пусти, ты разорвешь мне платье! — тихо, но угрожающе предупредила Тамара. — Это свинством называется…
Она сделала попытку высвободиться, но он, отбросив пальто на спинку стула, еще крепче обнял девушку, намереваясь увлечь её в глубь комнаты. И тут ему почудилось вдруг, что она больше не сопротивляется, безвольно уступает его желаниям, и он ослабил объятия.
— Вот так-то лучше, — самодовольно проговорил Белочкин.
— Лучше, — как эхо, отозвалась Тамара и в то же мгновение царапнула ему лицо своими загрубелыми от станочной эмульсии ногтями.
Он отскочил от неё как ужаленный, зажав щеку одной рукой, а другой шаря по карманам брюк в поисках носового платка.