Выбрать главу

Титов в это время, встречаясь с Варей, не мог не заметить с болью в душе, как что-то неладное прокрадывалось в их отношения: мучился и не знал, что делать. Он понимал, что за любовь надо драться, тысячами видимых и невидимых нитей соединить жизнь Вари со своей!

Иван несколько дней ходил подавленный и злой, затаенно присматриваясь, с кем и как ему предстоит драться за неё, за свою любовь. Он ревниво оберегал в душе мечту о такой любви, которая выпадает на долю человека, может быть, один раз в жизни. И вот судьба не обошла его, не обделила, сохранив ему первозданную свежесть и силу чувств. Но никогда и ни с кем он не испытывал такой странной сковывающей его робости, какую испытывал теперь с Варей. Иван чувствовал себя смешным влюбленным мальчиком, сердился, с горечью убеждаясь, что так легко рухнула перед Варей его хваленая, тренированная годами выдержка. Однако надо было как-то действовать, и Иван, принуждая себя преодолевать робость, заговаривал с Варей, подходил к её станкам ча ще, чем того требовалось по работе.

В темно-зеленом халате с туго перетянутым но талии ремешком, с подобранными под берет волосами, она походила со стороны на тонкого подростка-мальчика. Тем неожиданно красивеё было её строгое продолговатое девичье лицо с задумчивым взглядом карих глаз.

Титов жил теперь в непрерывном напряжении, давно утратив спокойное, ровное состояние духа. Как он ругал себя, что не писал Варе все эти годы, ни разу не приехал на каникулы и не попытался встретиться с ней!.. Может, совсем бы иначе повернулась его жизнь? Она бы встречала его по телеграмме, и он, соскочив со ступенек поезда, обнял бы её.

…Целый вечер Титов проходил по улице, посматривая на освещенные окна читальни, за которыми сидела она и не догадывалась, что он ходит тут и думает о ней. Наконец он не выдержал и зашел в здание, где сразу у зеркала увидел Варю и, заглянув в него, встретился глазами с испуганно-радостным взглядом девушки

С испуганно-радостным, подумать только! Она не ждала его, но рада видеть; надо быть слепым, чтобы не прочесть это!

Титов снял шляпу и неожиданно для себя молодцеватым жестом пригладил волосы. Скореё, скореё от света на улицу, где потемнеё; нельзя, чтобы. Варя видела его в таком счастливо-глупом состоянии.

И вот они шли рядом на виду у всего поселка и просто, дружески разговаривали.

«А что, взять и сказать сейчас, как я люблю её, чем мучиться? — подумал Иван, но лишь небольшую долю секунды чувствовал в себе присутствие решимости сделать это. — Нет, лучше потом, позднеё, когда она поймет и поверит, как она дорога мне и как необходима!»— снова, не в первый раз уже, откладывал Титов свое объяснение с Варей.

Глава 23

Лизочка Лаптева не раз слышала от знакомых девушек разговоры о том, что Коля Субботин у неё под "башмаком». Сначала это её очень возмущало, и она старалась доказать неправоту таких суждений. Потом просто перестала придавать им значение; мало ли кто что говорит?

Она-то знала, каков он. Коля мог уступить ей в споре, куда пойти: в театр или в кино, но ни на йоту не поступится своими убеждениями. И она любила Колю за это и невольно отдавала ему дань первенства, потому что, работая с ним вместе, не могла не видеть, насколько ему все легче и быстреё дается, чем ей, а в школе рабочей молодежи он шел одним из первых учеников и тянул за собой Лизочку.

Ей с ним было хорошо и спокойно, как с братом. Единственное темное пятнышко в её любви — его увлечение Тамарой — скоро прошло, как только она узнала Колю поближе. Это было ошибкой, заблуждением с его стороны, но не настоящим чувством. Не мог он с его честностью, прямолинейностью, возвышенными мыслями любить такую девушку, как Тамара? И хотя между Лизочкой и Колей никогда не было разговора о его прошлом увлечении, он знал, как Лизочка смотрит на это. Ска понимала его душу, и это было одним из бесценных её качеств. Она была истинным другом! Коля теперь не мучался, не сомневался, как бывало с Тамарой, не анализировал своих чувств. Он просто не мог не любить Лизочку и готов был с юношеской беспощадностью отстаивать это чувство, если понадобится, перед целым светом.

Первый, кто это понял, был отец.

Коля, провожая однажды Лизочку, пришел домой слишком поздно, в третьем часу. Отец, отперев ему дверь, ничего не сказал, а лишь взглянул на сына, как тот спокойно, будто ничего не случилось, снимал пальто.

— Извини, отец, что разбудил тебя, — сказал он на молчаливый вопрос отца. — Я провожал Лизочку Лаптеву из театра и немного задержался.