Выбрать главу

— Федька? Он! — прошептали губы. — Его рука…

Придя в себя, она бросилась в будку и выключила свет. Над карьерами что-то пронеслось с нарастающим визгом. Соня закрыла лицо руками. Дух захватило не то от страха, не то оттого, что поймала Федьку на месте преступления. Не успела она лечь на землю, как грохнуло сразу несколько взрывов. Соня зацепилась за что-то, упала и громко зарыдала. Когда она поднялась, стояла тишина, мотористки находились у крана, Ольга и Даша — у края карьера. Было темно. Пулеметы и зенитки молчали. В воздухе повеяло неприятно-приторной теплотой. Самолетов не было слышно, только щупальца прожекторов шарили в небе. Они то бросались в одну сторону, то в другую, то взлетали еще выше и, делая круги, исчезали в синеве. Потом и прожекторы погасли. Перед Соней стоял Аржанов, он словно вылез из-под земли. Она вздрогнула при виде его, спросила:

— Федя, ты был там?

— Где там? — настораживаясь, прошипел Аржанов.

— В будке… Огонь…

— Сумасшедшая! Заткнись! Подумала, что ты говоришь?! — И он, сверкнув глазами, замахнулся на девушку.

Соня, увидев, как в его руке блеснуло лезвие, зажмурилась и сжалась в комочек. Она до того испугалась, что у нее подломились ноги. Она не помнила, сколько простояла на коленях с закрытыми глазами, в страхе, в ожидании смерти. Аржанов грубо, срывающимся голосом обратился к ней.

— Дурища, вставай, еще простудишься на болоте!

Он схватил Соню под руки, помог подняться, а потом вдруг, прижав ее голову к своей груди, стал целовать. Соня застонала, что-то пробормотала, слабо отбиваясь от него. Аржанов зорко поглядел на нее, подумал: «Любит, да и глуповата немного. Все же надо быть осторожнее с нею. Эта девка, пожалуй, может и выдать, не пожалеет». Он слабо улыбнулся и сказал, заглядывая ей в глаза:

— Соня, теперь пойдем. — И, толкнув ее вперед, пошел за нею.

Подумав, он ласково заговорил:

— Ты просто испугалась бомбежки… и тебе черт знает что померещилось от страха. Впрочем, это со многими трусихами бывает. Не правда ли?

— Я не трусиха, — сухо возразила Соня и, пряча от него глаза, прибавила: — Мне так показалось. Может, я и ошиблась.

— Вот видишь! — подхватил Аржанов. — Конечно, ошиблась! Но оставим этот глупый разговор.

Соня молчала.

— Завтра выходной. Может быть, пойдем погулять вместе? — начал Аржанов. — Помнишь, когда мы ехали сюда из поселка, ты хотела погулять на островах? Махнем на них, а?

— Как хочешь, мне все равно.

— Вот так штука! — воскликнул Аржанов, стараясь заглянуть в глаза девушке. — Я с тобой советуюсь, как с другом, а ты надула губы и отвечаешь так, будто я для тебя ничто.

Аржанов обнял девушку, привлек к себе и, запрокинув ее голову, стал целовать бледное лицо. Соня не сопротивлялась.

Никто не придал серьезного значения тому, что произошло во время налета немецких самолетов. Об этом только поговорили и скоро забыли. Соня же сильно изменилась после этой ночи. Мысли об Аржанове терзали ее сердце, не давали покоя.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бригады вернулись с добычи на поля участка. Погода наступила ясная, и пятьсот торфяниц-фрезерниц уехали с полей участка Нила Ивановича на свое предприятие.

План кладки змеек находился еще в прорыве. Особенно сильно отставал Волдырин; он и в дни производственного подъема ничего не делал для того, чтобы улучшить состояние своего поля, ускорить процесс сушки торфа.

Нил Иванович и Долгунов решили послать на поле Волдырина лучшие бригады. Посылая их туда, они думали, что Тарутина, Кузнецова и Лукачева не только увлекут своим энтузиазмом отстающие бригады, но и раскачают самого Волдырина, заставят его принять действенные меры для повышения производительности труда на своем поле.

В первый же день работы на участке Волдырина бригады Ольги, Даши и Кати еще до солнца вышли в поле, но долго сидели без дела. Только через час пришли техники и начали отмерять нормы. Самого начальника поля нигде не было видно. Когда бригады приступили к работе, Ольга, как опытный бригадир, сразу увидела, что поле Волдырина страшно запущено и, кроме того, на нем нет никакого порядка в управлении производственными процессами. Ольга еще раньше, работая на поле Барсукова, знала, что у Волдырина бригады не прикреплены к определенным техникам: один день они трудятся на кладке змеек, другой — на цапковке, третий — на клетках. Не успеет бригада приноровиться к одной специальности, как ее перебрасывают на другие. Несуразные эти переброски с одного процесса на другой приводили к тому, что техник не знал своих торфяниц, их навыков в работе и, естественно, не мог влиять на производительность труда подчиненных ему бригад. Бригады же, в свою очередь, переходя от одного техника к другому, не специализировались на определенных процессах, не могли сразу усвоить требования техников, работали кое-как, лишь бы день прошел. Тарутина поняла, что если производственный процесс не будет перестроен, то она, Даша и Катя не выведут поле Волдырина из прорыва, а передовая бригада потеряет почетное знамя первенства.