— Валики на бровках сделаны отвратительно. Надо бы проверять работу бровщиц.
— Чем же они, позвольте спросить, плохи?
— А то хороши? Если бы были хороши, так хлам не завалил бы канавы и на картах не было бы столько грязи. Девушки обезручели на вашем поле. Одно удовольствие работать у Барсукова или Морозова… Выработка большая, и руки не болят, торф сухой получается, в руках звенит. А на вашем поле грязь одну таскают. Какое это топливо? Срам один! — проговорила с волнением Ольга.
— Ищите другого начальника. Кто вас держит на моем поле, если оно вам не нравится! — огрызнулся Волдырин, и его оловянные глаза сердито блеснули.
— Послали к вам, значит, должна работать, — возразила Ольга и стала еще резче критиковать его.
Волдырин улыбался и зло отшучивался, но уйти не решался, так как в душе трусил перед нею.
— Ну, крой, крой, Тарутина! Все равно нынче тучек не будет! А гром, как известно, не грянет с ясного неба. Хе-хе!
— Для вас, пожалуй, скоро грянет, если так будете пьянствовать, да спать до обеда, да…
— А вам-то что за забота? Вы мне не жена, не любовница, — гаденько рассмеялся Волдырин и, закатив глаза под лоб, стал глядеть на небо, на редкие, беловатые, с желтыми краями, обращенными к солнцу, облака.
— Как что? — возмутилась Ольга. — Техники ваши, да и вы сами должны пораньше вставать и выходить в поле, вот что! Неужели вы не видите, что благодаря вашим запаздываниям бригады часами простаивают без дела?!
— Что еще? Что еще? — поддразнил Волдырин.
— Не беспокойтесь, есть еще! Вот, например, на полях Барсукова, Морозова, Гришина и других — я это сама видела — имеются навесы, под которыми можно от грозы и дождя скрыться. А у вас девушки мокнут под дождем, простуживаются и потом болеют.
— Сделай вам навесы, так вы, хе-хе, и кроваток с матрасами запросите, — хохотнул Волдырин. — Что вам надо еще под навесы-то?
— А с водой как обстоит у вас дело? — словно не замечая насмешек, продолжала Ольга.
— А что? Разве воду не носят? Каждая бригада по две водоноски имеет.
— Вот в этом-то и беда: на пятьдесят бригад — сто водоносок. Сто девушек оторваны от более нужного дела. А вырой вы колодцы на поле да поставь переносные кипятильники, так и десять человек управились бы.
— Че-пу-ха! — произнес Волдырин и, отвернувшись, стал смотреть на укладчиц змеек.
— Почему же это чепуха?
— Да так. Где, скажите, кипятильники взять? Кто будет колодцы рыть? Да есть ли под низом вода, годная для питья? На какой она глубине? Так наивно могут рассуждать только фантазеры.
— Не мешало бы вам, Петр Глебович, немножко если не пофантазировать, то хотя бы мозгами пошевелить… для пользы дела. Возьмем теперь переходы на картовых канавах. Этих переходов нет на вашем поле. Чтобы пройти от поселка в дальний конец поля, так надо перепрыгнуть триста — четыреста канав!
— А вы что, сигать, что ли, не умеете? — спросил Волдырин и захохотал.
— Сколько же надо сил для девушки только на одни прыжки через канавы? — не слушая Волдырина, продолжала Ольга. — Другая до того напрыгается, что пока дойдет до своего участка работы, рот разинет. Лучше бы девушки эту силу, потраченную на прыжки через канавы, употребили на дело…
— Ладно! Я вас выслушал. Завтра я для вас самолет пришлю. На нем, хе-хе, летать будете через канавы.
— Вам смешно, товарищ Волдырин? — продолжала все том же серьезным тоном Ольга. — Но в моих предложениях вам, как начальнику поля, нет ничего ни смешного, ни особенно сложного и невыполнимого в военное время. Я не предлагаю сейчас механизировать штабелевку, чтобы не таскать проклятые корзины с торфом на спине.
— Э-э, я вижу, вы так, Тарутина, расфантазировались, что вот на это облако, что плывет над нами, готовы пожарную лестницу поставить. Боюсь только, что у вас не хватит ни материала на нее, ни ума! — громко сказал Волдырин и, довольный своей остротой, затрясся от смеха. Перестав смеяться и вытерев платком глаза, он укоризненно покачал головой. — Ну и взбредет же, Тарутина, вам в голову такая ахинея, что уши вянут! Мне даже не верится, что вы десять классов кончили.
— Вот что, товарищ Волдырин, скажу я вам: начальник поля вы плохой! — покраснев, крикнула Ольга. — У такого начальника, как вы, мои девушки работать не будут. А как человек вы… Так советские люди не рассуждают. Вам говорят о деле, мысли свои выкладывают, как бы больше торфа добыть, а вы зубы скалите, хихикаете. Даже хуже — пошленькие фразы бросаете, оскорбляете. Вижу, что не договорюсь с вами. Уйду на другое поле.