— Известно, известно! Все мне известно! Но я все же не согласен с вами. Петра Глебовича так же, как и торфяниц, надо воспитывать, а вы глушите оглоблей его так, что руки у него опускаются.
Поблескивая сердитыми глазами, он кивнул головой редактору и быстро вышел.
Шагая по улице, главный инженер уже сожалел, что зашел к Гуманевскому и так долго говорил с ним о Волдырине.
«Мое мнение ничего не стоит для редакции. Черт знает что! Вот тут и работай, старайся! — обиженно думал Казенов. — Завтра этот Гуманевский может осрамить и меня в своей газетенке. Мальчишка!»
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Долгунов встал до солнца и вышел на улицу. Розовато-сивый рассвет стоял над полями. Лес за поселком казался темным и неподвижным. За клубом на кустах дремали облачка молочного тумана, такие же облачка ползли по зеркальной поверхности озера. Бригады девушек одна за другой проходили мимо. На плечах у торфяниц сверкали лезвиями топоры, цапки и лопаты, желтели корзины. Долгунов приветливым взглядом провожал их, здоровался со знакомыми, обменивался с ними веселыми шутками.
Поднялось солнце, ярко-красное, веселое. От его лучей сразу все вокруг оживилось, засверкало, заискрилось. Бригады были уже далеко, серыми цепочками направлялись по трубам, вдоль канав на карты полей, когда Долгунов зашагал в контору. Нила Ивановича еще не было. Он прошел в свой кабинет, сел за стол, но тут же поднялся и стал ходить, думая об организации предстоящего праздника. Вошла конторщица и сообщила, что люди в сборе, ждут у клуба. Долгунов взял со стола памятку, сунул в карман и вышел.
У клуба пестрела толпа.
— Что же, товарищи, начнем? — обратился парторг к собравшимся.
— Как же это можно самим! — возразил мужчина с козлиной, чуть седеющей бородкой и бледно-синими спокойными глазами на загорелом скуластом лице. — Начнем, а вы скажете: «Не с того конца!» Вот давай, Емельян Матвеевич, нам работенку, тогда и начнем.
Долгунов выслушал и укоризненно покачал головой.
— Исаев! Да я вам ясно вчера объяснил, что вы со своими плотниками будете делать арку у входа в парк. Лес уже на месте. Идите и принимайтесь за дело.
Когда Исаев с плотниками отделились от толпы и, держа топоры, пилы и ящики с инструментом, направились к парку, парторг обратился к домохозяйкам:
— А вы идите и расчищайте дорожки в поселке, перед клубом и в парке. Расчищенные посыпьте песком, да хорошенько, чтобы казались золотыми. Ну, а вы? — улыбнулся Долгунов ребятишкам, гладя ладонью голову то одному, то другому. — Марш в лес, наломайте как можно больше еловых веток и тащите их к клубу.
Ребятишки, выслушав внимательно парторга, сорвались с места и, сверкая босыми пятками, весело побежали.
Не прошло и получаса, как у входа в парк застучали топоры, запели пилы и зашаркали рубанки. На дорогах зашуршали метлы; из леса, от темных высоких елей, доносились громкий смех, визг и голоса ребятишек, треск ломаемых сучьев. Работа кипела.
Долгунов вернулся в контору. Нил Иванович уже сидел за своим столом и пил чай.
— Хочешь чаю? — спросил он парторга. — Небось не пил? Мне сказали, что ты с этим праздником и не ложился со вчерашнего вечера.
— Это клевета.
— Ну-ну, — рассмеялся Нил Иванович, — на нас с тобой трудно наклеветать. Часто видим, как заря с зарей сходятся.
Поздно вечером, проходя по поселку, увидели поставленную арку и недалеко от нее трибуну.
— Надо бы покрасить, — сказал Долгунов. — У нас, я думаю, найдется красная краска?
— Завтра утром пошлю маляра. Гореть будет! — пообещал Нил Иванович.
— Смотри не подведи, — предупредил озабоченно Долгунов. — Ни кумача, ни красного сатина у нас нет!
Парторг ночевал в кабинете, где он работал почти до рассвета. Утром, когда торфяницы ушли на поля, он вышел на улицу и зашагал по поселку. Все дорожки были уже приведены в порядок и посыпаны желтым песком. Ограда во всю длину была увешана фотографиями ударниц. Маляр красил в красный цвет трибуну. Художник писал лозунги. Огромная цифра на отдельном плакате показывала процент выполнения плана участком.
Долгунов не заметил, как у парка остановилась дрезина.