— Зазнаешься, Емельян Матвеевич, людей не узнаешь!
— Какое зазнаюсь! — отозвался Долгунов и, улыбнувшись, шагнул навстречу управляющему трестом и группе представителей партийных и других организаций. — Видите, товарищи, сколько у меня тут народу готовится к празднику, — сказал он, здороваясь с прибывшими.
— Все возрасты, — пошутил Завьялов. — Надеюсь, эти бригады не за счет сушки торфа?
— Конечно! Торфяницы подготовке праздника отдали свои выходные дни. Работают домохозяйки и, как видите, школьники, педагоги и служащие. Все, можно сказать, добровольцы, — пояснил Долгунов и прибавил: — Народ немножко уважает нас, вот и…
— Да уж наслышаны, наслышаны! — подхватил управляющий трестом. — О вас, Емельян Матвеевич, слава гудит по всем нашим предприятиям.
— Это правда, — поддержал руководителя Завьялов, — торфяницы за Долгунова в огонь и воду пойдут. А все потому, что он и сам расшибется, а все сделает для них.
Долгунов смутился, его впалые щеки покрылись слабым румянцем.
— Как же иначе члену партии, коммунисту!
— Хорошо сказано, — поддержал инструктор МК партии Адамович. — К сожалению, товарищ Долгунов, ваши девушки видят не во всех членах партии коммунистов.
Завьялов, лукаво прищурясь, обратился к молодому, невысокому, с темными усиками на смуглом лице человеку в суконной гимнастерке и в сапогах:
— Товарищ Адамович, замнаркома совсем недавно хотел отдать под суд Долгунова и Нила Ивановича за срыв ими графика по кладке змеек, а теперь, как видите, они герои дня.
Адамович улыбнулся.
— Мне кажется, Михей Иванович, вы напрасно отделяете себя от Емельяна Матвеевича и Нила Ивановича.
— Где уж нам, товарищ Адамович, в герои попадать!
— Скромничаете, скромничаете! — дружески подмигнув Долгунову, Адамович положил руку на его плечо. — Ничего, Михей Иванович, Емельян Матвеевич и Нил Иванович не подведут вас.
— Болотные волки! — щуря голубые глаза, поправил со смехом управляющий трестом.
Все расхохотались.
Долгунов повел приехавших длинной аллеей по парку.
Гости остались довольны подготовкой к торжеству.
— Что ж, — спросил управляющий трестом, — придется провести праздник предприятия на участке Нила Ивановича. Согласны, Михей Иванович?
— Раз они так подготовились, то и без нас, пожалуй, обойдутся, — толкнув слегка локтем управляющего, проговорил с лукавым задорцем Завьялов и остановил взгляд на инструкторе. — Как вы, товарищ Адамович?
— Не обижайте Долгунова и Нила Ивановича!
— Правильно, товарищ Адамович! Мы не только подготовились к празднику, но и далеко обогнали в кладке змеек другие участки, — сказал не без гордости Долгунов. — Праздник всего предприятия должен состояться на нашем участке.
— Победили, победили! — подхватил дружески Завьялов. — Согласен. Приедем гулять к вам.
— Милости просим, — пригласил Долгунов. — Мы всегда хорошим гостям рады. Приезжайте, угостим на славу!
Долгунов проводил гостей до дрезины. А когда они уехали, Емельян Матвеевич, устало вздохнув, прошел в конец аллеи, сел на лавочку, привалился к спинке и закрыл глаза.
Парк стал наполняться голосами. Появились вернувшиеся с полей девушки, бригадиры, техники. Прибежал запыхавшийся Нил Иванович.
— Уже уехали? — обратился он к Долгунову, снимая фуражку и вытирая платком пот с лица.
— Приедут, — улыбнулся парторг. — Победили! Праздник будет на нашей улице!
Долгунова и Нила Ивановича окружили начальники и парторги полей. Тут же вертелся Аржанов, только что вернувшийся на участок с бригадой Свиридова. Громко, чтобы все слышали, он говорил Волдырину:
— Устал я очень на добыче, Петр Глебович. Да и как, сам понимаешь, не устать, когда ни днем, ни ночью поспать как следует не дают! Пойду сейчас к себе, разденусь и такого задам храпака, чтобы после можно было еще несколько ночей не спать.
И он, не ожидая ответа Волдырина, зашагал в свой барак.
Войдя в комнату, Аржанов запер на крючок дверь и, не раздеваясь, лег на кровать. Окно не занавесил. Сумерки сгущались. Сонные темные мухи лениво ползали по столу, накрытому серой скатертью. Аржанов сунул руку под матрас и стал шарить под ним. Не найдя того, что искал, он быстро встал. «Где же финка?» — удивился он. Заглянул под кровать, потом на стол и, не найдя финки, снова лег на кровать и задумался, стараясь припомнить, кто заходил к нему в комнату.
«Никто не приходил. Была одна Сонька. Неужели она взяла нож? Зачем он понадобился ей? Нет, надо было во время налета немцев на карьер расправиться с этой опасной девчонкой. В суматохе тогда никто и не подумал бы, что ее убили… сказали бы: «Погибла от осколка фугаски».